Гончие забвения - Дмитрий Миконов
Молчальники пели не для того, чтобы заглушить собственных бесов. Они делали это, чтобы слышать каждого из своих. Чтобы малейший сбой в этом ритме, малейшая пауза — становилась сигналом тревоги. Дьявольская паутина одного цельного организма. Идеальная система пресечения побегов, придуманная местными докторами.
Ржавые лопаты взметнулись вверх. Крючья-руки потянулись вперед. Лязгнули зубы, передавая заглушенное, но истинное желание своих хозяев. Они еще не видели причину, но чувствовали — что-то нарушило порядок.
Они шли устранить это.
Внизу Стефан и Элис-ар медленно, как в кошмарном сне, выбрались из кучи тряпья. Школяр рванул ее к воротам, к калитке, которую удерживала толстая цепь, пригвожденная штырем.
В этот момент кочегар заметил их.
Аналитический ум Вира за долю секунды перебрал все варианты и вынес вердикт.
Конец. Они не успеют.
Даже если он сам победит одного, нет способа остановить эту безмолвную, сплоченную толпу, которая обрушится на них через считанные секунды.
Вир вскочил на ноги, перехватывая трость. Оставалось два только два пути.
Бежать поверху, используя хаос, и спастись. Это был привычный, прагматичный вариант.
Или…
Спрыгнуть вниз и биться до конца, даже если это бессмысленно. Абсолютно дурацкий поступок, скорее всего — последний.
Вир коротко огляделся, куда падать, не сломав ноги…
Но тут страшный грохот и шипение заставили его пригнуться.
От соседней цистерны отделилось плотное облако пара. Ряды молчальников окатила струя обжигающей горячей воды.
На мостках возле нее как сумасшедший метался Ларс. Рыжий беспорядочно крутил задвижки и рвал вентили.
Кричал хрипло, с надрывом.
— Эй, уроды! Гляньте сюда! У меня тут для вас припасено!
Он вытащил одной рукой карты, в пальцах другой — крутил метательные ножи.
— Дама треф на месте! — он метнул карту. — К печальной вести!
Рукоять ножа задрожала в чьей-то глазнице.
— На-ка, шестерочку приложи! — лезвие пробило шею. — Выбыл из игры!
— А вот кому туза червей! — клинок пробил трубу, пар резанул по лицам. — Тот вмиг лишится своих бровей!
Ларс плясал как паяц. Кричал во всю глотку. Ножи и карты летели во все стороны.
— А ну, подходи! Я — Китобой, слышали про такого? Морского дьявола вам в глотки!
И это сработало.
Толпа, видя единственный источник хаоса и шума — посчитала Ларса главной угрозой. Они меняли траекторию, как единый организм, устремляясь к нему, карабкаясь по веревкам, лестницам, медным скобам.
Но все так же — в жутком, безмолвном порядке.
Вир снова посмотрел вниз.
Кочегар почти настиг Стефана и Элис-ар. Те дергали цепь, но штырь не поддавался.
Вир больше не раздумывал. В его голове вообще не осталось никаких мыслей.
Он побежал по зыбким мостикам, не таясь, набирая скорость. И с разберу прыгнул на спину кочегару. Обрушился на него всем весом, сломав о голову трость. Рубанул локтем по загривку, что было мочи, вдогонку.
Молчальник, оглушенный, попятился. Неожиданно, с невиданной резвостью сдернул его с себя огромной ручищей, как котенка. Но Вир, издав хриплый, звериный рык, вцепился ему в бороду, впился пальцами в глазницы, пытаясь свались с ног этого гиганта.
Где-то вдалеке — вскрик.
Короткий. Резкий. Прощальный.
Ларс.
Закончил свое последнее выступление.
Следом звякнула цепь — Вир понял, эти двое уйдут.
Он попытался достать серп, чтобы разорвать смертельные объятья.
Но кочегар считал иначе, не давал этого сделать.
Он пятился, пока не достиг края канала…
Пролетев вдоль серой стены, они рухнули в ледяную воду, только тогда расцепились. Вир загребал руками стараясь увернуться от огромной лопасти, уйти на глубину.
Он успел заметить, как огромная махина на секунду замедлила ход, размазывая тело кочегара по стенке канала.
Здесь не было лестницы наверх.
Широко раскрыв глаза, Вир плыл вперед, в сторону реки, считая секунды до того, как в груди закончится воздух.
Часть 3. Глава 43
ТА, ЧТО ПОЕТ В ВЕТРЕ
Вир приходил в себя медленно, будто формировал сознание из куска расплавленного стекла. Голова раскалывалась так, что казалось — череп вот-вот треснет по швам. Мысли путались, последних воспоминаний не было. Только туман, боль и ощущение, что его вывернули наизнанку, а потом бросили умирать в канаву.
Он лежал на узкой койке, под грубым одеялом. Над ним — низкий потолок, закопченный, знакомый.
Оловянный Горшок.
Комнатушка для слуг, куда поселили Элис-ар. Но ни ее самой, ни каких-либо ее следов здесь не было. Комната была вымыта до стерильной чистоты. На единственной вешалке у кровати висел его сюртук, выглаженный так, будто его готовили к параду. Под ним стояли сапоги, начищенные до ослепительного блеска.
Вир откинул одеяло, попытался сесть, что далось нелегко. Он оказался в одном исподнем. Кожа на руках, особенно на костяшках пальцев, была красной и жгуче-болезненной, будто ее ободрали напильником. Грудь давила невидимая тяжесть, легкие, с каждым вздохом, отзывались тупой болью. Все тело ломило, словно его прокатили между жерновов.
Убийственно хотелось выпить. Ядреной полынной настойки.
Эта мысль была единственно ясной и неотступной.
Вир оглядел столик. Фляги не было, однако там лежали его вещи. Серп с холодной, матовой поверхностью, заботливо укрытый куском ткани. Несколько мешочков с травами и порошками. Карманное зеркало в серебряной лейтарской оправе. На блокноте — перстень с ониксом и локон Леля, завернутый в кусок пергамента.
Тревога, смутная и липкая, зашевелилась в нем. Если ему обеспечили такой покой, если его уложили в комнате Элис-ар…
Значит, что-то не так.
И где фляга, черт побери?!
Вир с трудом, со стариковской неуклюжестью, стал одеваться. Натянул рубашку, застегнул пуговицы сюртука, всунул ноги в сапоги. Пошатываясь, вышел в основную комнату.
Взгляд скользнул по номеру, отмечая детали. Стол, заваленный бумагами и заметками Стефана — это они снимали проклятие с ворсайки. Рядом, приколотая к стене — карта Тальграфа. Ее наполняли пометки, сделанные рукой школяра. Один из домов в центре был густо обведен тревожными красными чернилами.
Кровать рыжего — заправлена. Как-то слишком идеально, ни складочки. На подушке — невскрытая колода карт. На изголовье висела законченная портупея, но без клинков…
И тут — как удар топором между глаз.
Память вернулась. Прокатилось катком, сокрушая все на своем пути.
Вир ухватился за косяк, чтобы не упасть, мир потемнел на мгновение.
Ларс.
Мелкий пройдоха, вор и хвастун. Тот, кто едва не погиб от его руки. Кого он поначалу считал балластом. Потом — отличной наживкой. А позже — вполне годным для мелкий поручений.
Но умер рыжий не как шулер, не как приманка. Не как его «клоп»…
Его последние выступление на шатких подмостках… впечатляло.
Он единственный, кто понял: чтобы спасти остальных, нужно стать
