Гончие забвения - Дмитрий Миконов
Предупреждающе махнув рукой, он осторожно прокрался вперед. Оказался на узком балкончике, своего рода — галерке, нависшей над огромным помещением.
Это был крематорий, к которому пристроили гигантскую бойлерную.
Потолок терялся в клубах пара. На первой уровне, вдоль стен стоял ряд печей с массивными чугунными дверцами, раскаленными докрасна. Рядом — пустые каталки, готовые принять очередную порцию «топлива». На измазанном сажей полу валялись тюки с вещами, кучки рассортированной одежды, а межу ними — горы угля и ржавые лопаты.
Посреди зала дрожали циклопические котлы, оплетенные сетью толстых труб, уходивших наверх, в недра лепрозория. Сбоку в помещение заходил подземный канал. В него окунались лопасти огромного составного колеса, которое медленно и со скрипом подавало воду по латунным желобам.
Поверх котлов, словно паутина, были перекинуты деревянные мостки, соединяющие все уголки этого индустриального ада. В дальнем конце виднелись амбарные ворота с калиткой. Выход на речной пирс. Тот самый, про который говорил кудрявый практикант.
Но добраться до него было невозможно.
Внизу, в гуле кипящей воды, треске угля, клубов шипящего пара и едкого дыма — всюду сновали молчальники. Десятки человек трудились меж котлов и печей, словно покорные черти, глумливо облаченные своим люцифером в монашеские рясы.
Они без устали швыряли уголь в ненасытные жерла печей. Подвозили на тележках замотанные тела. Сортировали и складывали вещи в мешки. Регулировали давление в котлах.
Они были без своих железных масок. Монотонный напев шел из их глоток, сопровождал слаженный труд.
Вир сжал губы. Вот она — кухня благотворительного лепрозория. И пройти к воротам, не будучи замеченным этим слаженным муравейником — было нельзя.
* * *
— Может, и правда, поищем другой путь? — Стефан с тоской смотрел вниз, на кипящее пекло.
Вир молчал. Взвешивал. Время — не вода, не потечет обратно. Каждая секунда отсрочки отзывалась в нем фантомной болью.
— Тогда у нас не останется шансов, — наконец сказал он. — Остановить Траувенов. Тенебрис проведет ритуал, затем они прирежут его. Чисто, тихо, с политическим эффектом.
— Тогда мы пройдем здесь! Сейчас! — Элис-ар рванулась вперед, ее глаза горели лихорадочным блеском. Казалось, одно упоминание об отце вернуло ей часть сил.
— Давайте уже решать, — Ларс вытер рукавом пот с лица, оставив грязную полосу. — Я тут задыхаюсь. Хочется на воздух, а не в эту парилку.
Вир с раздражением почувствовал, почти буквально, как в голове хаотично плетутся его собственные мысли. Он грубо отшвырнул их прочь, заставив себя сосредоточиться на задаче.
— Выйдем через те ворота, — от ткнул тростью в сторону выхода. — Уверен, молчальникам запрещено покидать внутренние помещения. Это их клетка.
— Но зачем они поют? — не унимался Стефан, вглядываясь в ритмично покачивающиеся фигуры внизу.
Вир долго не раздумывал, боясь вновь окунуться в омут сомнений.
— Это ведь пациенты на стадии ремиссии, — пробормотал он, вспомнил про колокольчики на поясах санитаров. — Наверное, делают так, чтобы не слышать себя. Чужой шепот в своей голове.
Про себя же он невесело усмехнулся. Захотелось тоже запеть, вместе с молчальниками. Ведь тогда, он бы не поддался чужой воле, не вел бы себя как марионетка.
Мысль была настолько дурацкой, что вновь сбила с толку. Вир тряхнул головой, заставляя шестерни в мозгу провернуться. Его взгляд выхватил возможный путь, из паутины балок и труб — шаткие мостики над котлами и цистернами.
— Нечего рассуждать! Идемте! — Элис-ар уже стояла у края галерки. В ее руке блестел метательный нож.
— Не видишь, что внизу творится? — Стефан схватил ее за запястье. — Как ты себе это представляешь? Просто спустимся и скажем «разрешите пройти»?
— Я могу их отвлечь — прошипела она. — Но мне нужна кровь.
— Нет!
— Тогда дай рыжего поцарапаю… немного.
Ларс, услышав это, отскочил к стене, будто увидел гадюку.
— Убери руки, — Стефан встал между ними, и в его голосе впервые прозвучала не робость, а твердость. — И его кровь не получишь. Не видишь, мастер думает. Какой-то ритуал сейчас проведем…
— Замолчите! Все! — ярость, копившаяся в Вире все это время, прорвалась наружу. Он сжал кулаки так, что кости затрещали.
Борясь с приступом, он смежил веки. Кровь пульсировала в висках, грозя разорвать череп. Пришлось приложить титаническое усилие, чтобы хоть немного собрать мысли в единую цепь.
Так.
Был еще пандус, по которому можно было спуститься вниз. Под ним — ящики, где можно спрятаться. Потом, улучив момент, поджечь тюк с одеждой. Пока будут тушить — пробраться к выходу.
Он снова перевел взгляд на мостики. Прямо над головами молчальников. Быстро. Опасно. Но это был самый короткий путь…
Большего его измотанный разум придумать не мог.
— Пошли! — бросил он, не оставляя места для возражений.
И первым ступил на шаткие мостики.
* * *
Они двигались как призраки. Дерево скрипело под ногами, будто жаловалось на тяжелую долю. Стефан поддерживал Элис-ар за локоть. Ларс отставал на шаг от них, будто до сих пор боялся получить обещанный порез.
Воздух, плотный как облако, хорошо скрывал их. Он был белым, густым и обжигающе влажным. Одежда за считанные секунды отсырела и тряпкой прилипла к телу, сковывая движения.
Одна беда — дышать было нечем и идти приходилось почти на ощупь.
Вир старался ступать аккуратно, каждым нервом ощущая шаткость конструкции под ногами. Где-то внизу монотонно шелестел хор голосов — без слов, без пауз. Секунды тянулись как столетия, проведенные в могиле.
Добравшись до массивной, горячей на ощупь крышки цистерны, Вир присел на корточки, давая ногам отдых. Полпути пройдено. Он обернулся, чтобы проверить своих «клопов».
И в этот момент все пошло наперекосяк.
Элис-ар, сделав торопливый шаг, всем своим весом внезапно навалилась на Стефана. Старая, прогнившая веревка, служившая перилами — лопнула, с гнилым хлюпаньем.
Школяр, не удержавшись, полетел вниз — и увлек за собой ворсайку.
Короткий полет. Глухой шлепок — они приземлились на кучу тюков с одеждой.
И, может, — обошлось бы. Но падение услышал один из молчальников — здоровенный бородатый кочегар с торсом, покрытым сажей и потом. Он как раз закидывал уголь в топку.
Застыл, где стоял, не донеся полной лопаты.
Один. Всего один.
Мысль Вира метнулась клинком.
Можно успеть. Сверху. Оглушить, заткнуть…
И в этот момент он понял.
Сбилась монотонная песня.
Будто из общего хора вырвали один-единственный голос. Тот самый, что принадлежал кочегару.
И мир будто замер.
Вир увидел сверху, в жутком замедленном действии, как весь этот слаженный муравейник разом прекратил работу. Никто не кричал, не суетился. Они просто сделали один точный, единовременный шаг по направлению к месту происшествия.
Будто сюда их звал тревожный набат, слышимый только им.
Ледяное
