Дворецкий для монстров - Анастасия Волгина

Глава 15

Я смотрел в пустое, черное зеркало, и слова вырвались у меня сами собой, обращенные скорее к самому себе, чем к Степану.

— Нет. Мы не сдадимся. Отставить отчаяние, — произнес я это с твердостью, пытаясь отогнать нарастающее чувство безысходности, которое грозило поглотить нас всех.

Я вернулся в комнату. Степан сидел на кровати, его тело напряглось от боли. Лицо его было бледным из-за значительной потери крови. Я подошел к нему, осторожно размотал старую повязку, которая уже насквозь пропиталась кровью, обнажая глубокую рану. Из своей армейской аптечки я достал антисептик и тщательно обработал поврежденную область, стараясь причинить ему как можно меньше дискомфорта. Затем я наложил новую, тугую повязку, надежно фиксируя ее.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я, затягивая узел на повязке, мой голос был ровным, несмотря на внутреннее беспокойство.

— Жить буду, — прохрипел Степан, морщась от боли, которая все еще пронзала его. — Я уже бывал в таких ситуациях. Что там произошло?

— Вася полностью заблокирован, — сообщил я, чувствуя, как тяжесть этой новости давит на меня. — Мы потеряли след Маруси. Мы лишены информации.

Степан выругался сквозь зубы, его кулак с глухим стуком ударил по кровати, выражая его ярость и бессилие. Но затем он поднял на меня взгляд. В его желтых, пронзительных глазах я увидел первобытную ярость, которая, казалось, могла сжечь все на своем пути.

— Есть еще один метод, — произнес он, его голос был низким и напряженным. — Древний. Он сопряжен с большой опасностью. Но он может принести результат. Зов Стаи.

— Что это за метод? — спросил я, убирая аптечку обратно в сумку.

— Я могу… позвать ее, — объяснил Степан. — По крови. Мы с ней связаны, я защитник с самого ее рождения. Если она жива, она услышит мой зов. И я почувствую ее местонахождение. Но… это сопряжено с большим риском. Зов услышит не только она. Его услышат все. И Охотник тоже. Он узнает, что мы ее ищем. И где мы ее ищем.

Владимир, который бесшумно вошел в комнату и услышал последние слова Степана, твердо произнес:

— Нет. Это слишком опасно. Мы не будем рисковать еще и тобой. Ты ранен. И мы не знаем, на что способен Охотник. Он может перехватить зов, использовать его против нас.

— У нас нет выбора! — возразил Степан, пытаясь подняться, его голос дрожал от отчаяния и решимости. — Мы должны действовать! Мы не можем просто сидеть и ждать!

— Он прав, — согласился Владимир, его взгляд был сосредоточен. — Но мы не будем действовать без плана.

— Достаточно! — прервал я их, мой голос прозвучал резче, чем я ожидал, наполненный командными нотками. — Собираем факты, а не поддаемся эмоциям. Мы — солдаты, а не люди, поддающиеся панике. Степан, твой метод — это крайняя мера. Это план, который мы используем, когда все остальные варианты будут исчерпаны. Давайте сосредоточимся на поиске решения. Что у нас есть?

Я чувствовал, как во мне пробуждается старый, давно забытый командирский инстинкт. Тот, который в самых безнадежных ситуациях, под огнем противника, в окружении, умел сохранять хладнокровие и находить выход из положения. Это было возвращение к сути моего существа, к тому, кем я был в критические моменты.

Мы снова собрались в кабинете. Я расстелил на столе карту города, на которой уже была начерчена пентаграмма. Она выглядела как глубокий, уродливый шрам на поверхности города, отмечая места, где произошли ужасные события.

— У нас есть эта звезда, — сказал я, указывая на карту. — У нас есть пять отмеченных точек. Но что, если центр — это не географическая точка? Что, если это… что-то иное?

Я ходил по кабинету, мои шаги были размеренными, но внутри меня бушевал вихрь мыслей. Я пытался зацепиться за любую, даже самую безумную идею, которая могла бы пролить свет на происходящее. Мозг работал на пределе, перебирая варианты, отбрасывая невозможные, цепляясь за малейшие зацепки.

— Он играет с нами, — продолжил я, формулируя свои мысли вслух. — Он оставляет нам подсказки, ведет нас по определенному пути. Зачем? Чтобы поиздеваться над нами? Или чтобы мы пришли к нему?

— Чтобы мы пришли, — кивнул Владимир, его взгляд был прикован к карте, его лицо выражало глубокую задумчивость. — Он хочет, чтобы мы оказались там. В центре. В момент проведения ритуала. Он стремится к большему, чем просто призыв своей твари. Он хочет уничтожить нас. Всех.

— Значит, мы должны найти это место, — сказал я, чувствуя, как решимость наполняет меня. — И мы должны быть готовы к тому, что нас там ждет.

Мы снова начали перебирать возможные варианты. Музеи, театры, правительственные здания. Все эти места не подходили. Они не соответствовали нашим представлениям. В этих местах не было той силы, той энергии, о которой говорил Владимир, той зловещей ауры, которая должна была окружать центр ритуала.

И тут меня осенило. Мысль была простой, очевидной, как вспышка света в темноте. Она ударила меня с такой ясностью, что я удивился, как мы не догадались раньше.

— А что, если это… время? — спросил я, мои глаза расширились от внезапного озарения.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Владимир.

— Смотрите, — я снова взял карандаш и обвел точки на карте, проводя линии, соединяющие их. — Каждая точка — это место и время. Лаборатория — это начало, подготовка к чему-то. Подвал — это ритуал, связанный с прошлым, настоящим и будущим. Телецентр — это послание нам, убийство свидетеля. Парк — это еще одна смерть, еще одна жертва. И 'Зенит' — это бойня, демонстрация силы. Все эти события произошли в определенной последовательности. В определенное время. А что, если центр — это не точка на карте, а точка во времени? Что, если это ночь Второй Красной Луны?

— И что это нам дает? — спросил Владимир, его голос был напряженным, он пытался осмыслить мою идею.

— Это дает нам время, — ответил я, чувствуя прилив энергии. — У нас есть время до этой ночи. Время, чтобы подготовиться. И время, чтобы найти его. Не методом проб и ошибок, не бросаясь вслепую в ловушки. А по-нашему. По-военному. Через разведку. Через информацию. Через нашего единственного оставшегося в живых пленника.

И через блокнот Финча. Мы снова открыли его. И начали изучать. Не просто листать страницы, а вгрызаться в каждую строчку, в каждую пометку, пытаясь извлечь из них скрытый смысл.

— Смотрите, — сказал я, указывая на одну из страниц. — Дети. Он похищал не только девочек. Вот. Мальчик, десять лет. Сын Ковалева. А вот еще. Девочка, восемь