Бальтазар - Вьюн
Наконец, я увидел впереди массивную дубовую дверь, ведущую в главный холл замка. Последним рубежом обороны был огромный портрет самого основателя нашего рода — Генриха Бальтазара, с глазами, полными холодной ярости, и с посохом, увенчанным кристаллом, в котором клубилась тьма. Он не стал мелочиться. Он просто поднял свою нарисованную руку, и из портрета хлынула настоящая лавина чистого ужаса, сотканного из воспоминаний о всех злодеяниях, совершенных нашим родом. Она неслась на меня, беззвучная и всесокрушающая.
Эта заклинание называлось «Кара», его частенько использовали злые маги, чтобы сломить волю оппоненту. Наш основатель рода по древней легенде был рожден из союза тьмы и древней ведьмы, имя которой уже давно стерлось со страниц истории. По слухам она все еще спит где-то в катакомбах под замком, она была настолько могущественна, что ее боялись даже потомки, отчего и заперли навечно в какой-то пещере.
Сам Генрих был Викингом, он огнем и мечом грабил прибрежные города нового света, после его налетов в живых не оставалось даже мышей. Именно это кровавое богатство легло в основу славы рода Бальтазар. По слухам все еще где-то спрятаны в нашем родовом замке, вместе с летучим кораблем и множеством иных сокровищ. Правда, мне туда доступа нет, а сестра не говорит, где находится сокровищница, опасаясь, что защита сокровищницы меня убьёт.
Я глубоко вздохнул, было видно, что предок копил силы не один десяток лет, возможно и вовсе, остальные призраки поделились с ним силой, настолько они ненавидели меня.
— Дедушка Генрих, — сказал я почтительно, кивнув ему, глядя на приближающуюся ко мне магию. — Вы все ненавидите меня, но я вас люблю, и я докажу вам всем, что любовь — это не слабость!
С этими словами я вскинул обе руки, и мой гримуар распахнулся, испуская сияние. Я не стал атаковать, вместо этого я открыл свой разум, на лбу открылся третий глаз, а над головой засиял нимб. В своем разуме я воспроизвел лишь одно воспоминание, как дедушка Генрих один раз в моей жизни похвалил меня, когда я нечаянно спалил церковь…
Проявление доброты — это не слабость, а проявление силы. Я хотел это доказать мертвой родне, а потому открыл свой разум, желая показать им всем, что я в этот момент испытываю. Волна света прошла по коридору, я услышал испуганные вопли родни, которую изгнало из этого мира. Но они вернутся, всегда возвращались…
Лавина тьмы наткнулась на эту стену света и… остановилась. Она бушевала, шипела, но не могла пройти. Свет не победил тьму. Он просто занял свое пространство и отказался уступать. На лице основателя рода, который продержался под моим светом дольше всех, мелькнула мягкая улыбка. Он был будто даже доволен мной, что заставило меня замереть в недоумение.
— Самый безжалостный Бальтазар, — кивнул он мне, прежде чем исчезнуть в потоке света. — Мы гордимся тобой…
Когда волна света схлынула, я остался в темном коридоре один. Не знаю, почему предок назвал меня самым безжалостным Бальтазаром, очевидно, это было совсем не так, но мое лицо чуть не треснуло от улыбки. Если это была не галлюцинация, то основатель гордится мной! Я отряхнул мантию, поправил воротник и широко улыбнулся.
— Конечно, он мне соврал, но неплохое же начало дня, правда?' — спросил я у своего гримуара.
Книга толкнулась мне в плечо с одобрением.
Толкнув дверь ногой, я вышел в холл замка, где в витраже над головой виднелась синяя планета. После второй мировой род Бальтазар стал самопровозглашенными Владыками Луны… но это уже совсем другая история. В животе заурчало, потерев его, я двинулся в сторону обеденной залы, там меня уже должна дожидаться сестра.
— И все же… он же не мог по-настоящему меня похвалить? — задумчиво произношу, двинувшись дальше. — Да не, это какой-то бред, я светлый маг и совсем не безжалостный…
Мои глаза вспыхнули золотом, которые больше походили на две золотые монеты сверкающие посреди темноты.
Глава 1
Глава первая. Моя любимая сестра.
Дверь в столовую с грохотом захлопнулась за моей спиной, мгновенно отсекая все лишние звуки. Воздух здесь пах не сыростью и плесенью казематов, а воском для полировки древней древесины, пылью веков и сладковатым дымком ароматических свечей, отгоняющих злых духов, чтобы не портить аппетит от их лицезрения.
У массивного буфета из черного дерева, украшенного резными изображениями пыток, стояла высохшая, почерневшая от времени фигура в ливрее. Мумифицированный дворецкий Константин медленными, выверенными движениями расставлял на подносе серебряные приборы. Он обернулся ко мне, и его глазницы, в которых тлели крошечные точки малинового света, на мгновение остановились на мне, словно оценивая.
После чего он молча кивнул, с характерным тихим шелестом пергаментной кожи, и продолжил свою работу. Кажется, в последний раз он говорил еще до того, как у него отсох язык. Служит он нашей семье, кажется, с тех пор, как первый Бальтазар воткнул свой посох в землю и заявил, что это его собственность. Точный его возраст одна из величайших семейных тайн, наравне с тем, где прадед Казимир спрятал свой летучий корабль.
Мое же внимание привлек легкий, насмешливый хлопок. Не аплодисменты, а скорее звук, которым привлекают внимание. В самом конце длинного, метров на двадцать, стола, за которым могла бы обедать вся наша многочисленная семья, если бы большая часть ее не была бы уже мертва, сидела моя сестра.
Моя старшая сестра. Генриетта Бальтазар. Она полулежала на массивном дубовом кресле, похожем на трон, закинув ногу на ногу. Ее стройная фигура была облачена в идеально сидящий готический костюм из черного бархата и кружев. Длинные, черные как смоль волосы были собраны в сложную прическу, из которой выбивались несколько искусно растрепанных прядей. В тонких пальцах с темным лаком на ногтях она держала хрустальный бокал с густым, темно-красным напитком, который уж точно не был виноградным соком.
— Мой любимый брат, — ее голос был низким, мелодичным и полным язвительного удовольствия. — Твое шествие по катакомбам было слышно аж отсюда. Заставил ли ты нашу уважаемую родню кричать от бессильной злобы? — с любопытством наклонила голову она.
Сестра многому научила меня, она была единственной во всем мире, для кого я не был ублюдком рода Бальтазар. Она была старше и еще помнила нашу мать, которая скончалась при родах, оставив нас одних. Ее дух не остался в фамильном поместье, уйдя в мир иной.
