Замечательный предел - Макс Фрай
– Всего половина? – удивляется Три Шакала. – Какой прекрасный результат!
– Кончай издеваться, – хмурится Дана.
– Я серьёзно. Сама подумай. Всего половина тех, кто согласился принять участие в телевизионном опросе. Это, скажем так, довольно специфическая публика. И даже они не единогласно выбрали ад! Ну слушай. Так уже вполне можно жить.
– Всё-таки ты великий гуманист, – заключает Дана.
– Звучит не особенно лестно.
– Как может, так и звучит. Но за вклад в мои персональные гуманистические идеалы ты первым получишь глинтвейн.
– Какой глинтвейн? Из чего ты его сварила? Я же только принёс вино.
Артур стоит на пороге в умопомрачительном огненном пальто Самуила, словно бы специально созданном чтобы искупить все грехи человечества, а то чего оно. В левой руке у него модная хипстерская авоська васильково-синего цвета, в правой тоже авоська, но попроще, винтажная, бабкина, из стародавних времён. Поэтому в неё влезло аж семь бутылок. А в новую – только три.
– Извини, – улыбается Дана. – Я просто забыла, что вино вчера ночью закончилось. Гости собрались, значит, надо срочно варить глинтвейн. Поэтому я достала из шкафа одну за другой три бутылки какого-то красного сухаря, вылила их в кастрюлю и только потом спохватилась, что у нас ничего не осталось, и ты побежал в магазин. Но вино всё равно никуда из кастрюли не делось. Это оно молодец. Я в него с перепугу сунула целых шесть апельсинов. На всякий случай. Ну всё-таки хрёнир[18]. Чёрт знает, какое оно на вкус.
– Я не чёрт, но теперь тоже знаю, – говорит старик Три Шакала, прихлёбывая глинтвейн. – Отличный хрёнир. Забывай так почаще, вот что я тебе скажу.
– Или просто впредь не жалей апельсинов, – отхлебнув из половника, подсказывает Артур. – Напомни мне завтра, буду идти мимо Лидла, целый ящик сюда притащу.
– А как ты туда вообще заходишь? – спрашивает Наира. – Там же всех проверяют на входе, требуют QR-код.
– Я забываю, что они проверяют, – объясняет Артур. – Это примерно как Данка забыла, что в «Крепости» нет вина. Ну правда, два раза не получилось. Сам виноват, о чём-то постороннем задумался, забыл забыть про проверки, и охранник меня заметил. Пришлось идти в другой магазин.
– Ясно, – кивает Наира. – У меня такой номер не прошёл бы. Я об этой срани всё время помню. Даже во сне. Но во сне я обычно с бластером. С бластером куда веселей! Зато наяву мы в среду отлично съездили в Польшу.
В «Крепости» воцаряется молчание. Как говорят в таких случаях, гробовое, но по сути – ровно наоборот.
– Это как? – наконец спрашивает Степан, который весь вечер долбил по клавишам своего макбука, так заработался, что не среагировал даже на волшебное слово «глинтвейн». Зато теперь встрепенулся, сверкает очами и про компьютер забыл.
– А вот так. Мне соседка сказала, что граница с Польшей открылась. Официально об этом не сообщали, но у неё тётка живёт в Сувалках[19], позвонила – эй, давай приезжай. Мы с Отто сразу взяли на день машину и поехали проверять. Думали, зря прокатимся, но ладно, всё равно путешествие. Вся эта дурная романтика: кофе на заправках, лоси на трассе, гололёд, мокрый снег и дикий восторг в финале, что удалось уцелеть. Но соседка не обманула. На границе никто не дежурит. Мы бы вообще проскочили её, не заметив, если бы не здоровенный плакат. Доехали до Августова[20], а там всё как в старые времена. Люди без масок, вход в торговые центры свободный. И в кинотеатры, и в SPA. Мы никуда не пошли, только немножко еды купили, потому что она иностранная. В смысле польская. Интересная! Не такая, как здесь у нас. А так просто шатались по городу, смотрели на нормальных людей и супермаркеты без охраны. Странное ощущение. Не то на машине времени вернулись в прошлое, не то просто очнулись от кошмарного сна. Ладно, важно не это. А что можно взять и просто поехать в Польшу. Мы теперь собираемся в Краков, а весной, когда потеплеет, в Гданьск.
– Вот спасибо! – улыбается Борджиа, мгновенно помолодевший на добрый десяток лет. – Завтра же в Августов съезжу. Если не начнётся метель.
– А я уже расхотела путешествовать, – говорит Дана. – В двадцатом чуть не ревела, что не успела съездить на море. И к румынским друзьям. И пропали мои билеты на три концерта в разных городах. А теперь – да пошли они в задницу. Поздно опомнились. Видеть ничего не хочу.
– Ну нас-то хотя бы хочешь? – спрашивает Наира.
– Так я вас уже вижу, – пожимает плечами Дана. – Чего тут хотеть или не хотеть! – И добавляет, потому что Наира насупилась, явно что-то не так поняла: – Если бы я не хотела этого больше всего на свете, может, и не было бы ничего.
* * *
Дана обнимает Юрате и Мишу – вот молодцы, что пришли! – делит между ними остатки глинтвейна, Артур открывает бутылки, чтобы сварить ещё, куница Артемий дотошно исследует карманы его оранжевого пальто, кот Раусфомштранд сидит на буфете в изысканной позе, символизируя домашний уют. В такие моменты Дане кажется, что тревожиться не о чем. Если и есть беда, она где-то там, снаружи. А мы, слава богу, здесь. Чур-чура, мы в домике. В нашей «Крепости». «Крепость» – есть.
* * *
• Что мы знаем о поражениях и победах?
Что наш человеческий ум оценивает всё происходящее с нами как «поражения» и «победы», тут ничего не поделаешь, в основе этого заблуждения не только сформировавшая нас культура, но и само устройство ума.
• Что мы знаем о поражениях и победах?
Что происходящее с нами в последние годы (да и на всём обозримом участке истории человечества) выглядит бесконечной чередой поражений – не просто какого-то абстрактного «добра», а самой жизни, которая, в отличие от примитивного биологического существования (питание-выделение-размножение-смерть) исполнена высшего смысла и имеет целью развитие, вектор, направленный вверх.
• Что мы знаем о поражениях и победах?
Что от ощущения поражения не избавляют ни рассуждения, ни иллюзии, ни надежды, ни фантазии, ни мечты. От ощущения поражения помогает только победа, как ни банально это звучит. Никто не в силах спасти абстрактное «добро» или конкретное (к сожалению) человечество, но каждый может превратить своё персональное существование в настоящую жизнь. Что вы делали, когда тьма сгущалась? – Шли к свету. – Что вы делали, когда света не было? – Стали светом.
Встать на
