Гончие забвения - Дмитрий Миконов
У Вира в голове — буквально на мгновение — промелькнул соблазнительный образ: Стефан в лужи крови, в горле торчит кисть, над ним — Безгласная. Элегантное решение проблемы с Лелем, где поджимали сроки…
— Ай!
Кричал Ларс — рассматривал прокушенный палец.
— За что?! Я же аккуратно!
— Сам виноват, — Вир поманил Китобоя. — Женщина — твой наниматель, кто она?
Ларс насупился.
— Где нам знаться-то? — он опасливо покосился на трость. — Ясно дело — фифа из благородных.
Вир прищурился.
— С чего взял?
Ларс приосанился.
— Ее служанка на карете приехала. И пахло от нее вкусно. Не дрянным грогом…
— Герб на карете был?
— Я, что — пацан, повозки разглядывать?
Вир сжал трость.
— Чем служанка пахла?
Ларс неожиданно выставил кулак.
— Вот такие, оранжевые. На рынке для господ продают.
— Апельсиновой водой пахла?
Ларс пожал плечами.
— Наверное.
Вир отставил трость, от греха подальше. Вытащил из кармана сложенный в четверо листок.
— Так. Забыли про служанку. Район доков хорошо знаешь? Торговцев… разных.
— Обижаешь, мистик.
— Вот тебе ингредие… список покупок. Скоро понадобятся. Вернется Стефан — отправишься в Брюхо, пройдешься по тамошним… аптекам. Держи на расходы. Еще возьми какой-нибудь еды… ворсайской. Для нее.
Ларс со знанием дела убрал кошелек за пазуху. Двумя пальцами подцепил список, будто нечто ядовитое, спрятал в сапог.
— Сделаю. Не в первой.
Вир вышел на середину, обвел взглядом каждого. Потом достал зеркальце, поправил шляпу, отряхнул полы сюртука, протер рукавом пуговицы.
— Вы куда? — поднялся Стефан.
— В гости. К одной знатной семье. Буду поздно.
Глава 13
Вир почти дошел до университетских конюшен, когда его окликнула симпатичная девица. Вроде, она работала в канцелярии. Кажется, ее звали Анна.
— Магистр Талио, простите за бестактность. Я ищу одного студента — Стефана. Видела в отчете, вчера он был на проверке вместе с вами…
Вир наморщил лоб.
— Стефан? Припоминаю. Утром убыл из города. Домой, на собственную свадьбу.
Вир откланялся, оставив девушку в полной растерянности.
…Кучер Хосе уже починил повозку и был свободен, что совпадало с планами.
— Куда изволите, мастер Талио?
— К Траувенам, — Вир оббил с сапог грязь о колесо. — Знаешь таких?
— Отчего же не знать. Сам-то сеньор Траувен — важная шишка в городском совете.
— Отлично. Давай навестим этого ценителя антиквариата.
* * *
Полдень подкрался незаметно, как приступ меланхолии. Где-то над Тальграфом поднималось солнце, но здесь, в каменном мешке улиц, метель прижимала прохожих к обледенелой брусчатке.
Вир трясся в повозке, стиснутый потасканной обивкой из реек и кожи, насквозь провонявшей навозом и копотью фонаря. За занавеской в белой пелене мелькали силуэты домов и людей, как обрывки мыслей в бессонную ночь.
Траувен — это заноза, вросшая в память. Зачем благородному, заседающему в совете Тальграфа, понадобилось ворсайское зеркало? Крайне недальновидно для опытного политика, живущего в эпоху перемен. К тому же, заказ доставили не в канцелярию, а в семейное гнездо. Зеркало? Не ему.
Ей. Женщине. Жене.
В книге заказов графа «заказчик» пустовала — значит, Вектор Тенебрис отправил его сам (и записал — вот они, издержки педантичности), по своей инициативе. Но что связывало ересиарха с женой городского советника?..
Ларс говорил о служанке, которая пользуется каретой и дорогими духами — она действовала от имени хозяйки.
Вир сжал губы.
Пазл сходился с хрустом ломавшейся под колесами наледи.
Карета вдруг замедлила ход, затем вновь рывком тронулась вперед, чтобы через пару ударов сердца снова замереть. Извозчик Хосе ругнулся на своих кляч, прикрикнул на кого-то. Ему грубо ответили.
Вир отдернул занавеску. Улица снаружи кружилась в снежном хороводе.
— Хосе! — щеку обожгло холодом. — Где мы? Опять ось сломал?
— Район Глинта, почти промзона, — голос кучера доносился сквозь ветер, хриплый, усталый. — Стража оцепила. Мертвые тела нашли в старой стеклянной мастерской.
— Объезжай! — потребовал Вир. — Проклятый город, чертовы заторы…
— Да объехать-то можно, — равнодушно отозвался Хосе. — Сейчас только труповозку пропустим. Эх, опять народишко пожгли, ироды…
Вир вновь чертыхнулся, высунулся.
— Что ж ты сразу не сказал, что сожгли? Разворачивай. Едем туда.
Хосе что-то буркнул, щелкнул кнутом. Повозка, скрипя, развернулась и поплелась в сторону промзоны Глинта — района, который город когда-то поглотил, но так и не смог переварить.
Вход на территорию Стеклянной Слободы преграждали прогнившие ворота, которые давно уже не могли никого остановить. За ними — пустыня битого стекла и копоти, над которой вздымались уродливые остовы печей. За ними виднелись низкие бараки, почерневшие от гари и времени. Они жались друг к дружке, как братающиеся пьяницы.
Воздух пах гарью, кислотой и безнадежностью.
У ворот стражник приплясывал у костра из обломков.
— Что у вас тут? — буркнул Вир, потирая озябшие ладони.
Взгляд красных глаз солдата скользнул по карате, перепрыгнул на Вира.
— М-мистик? — выплюнул его замерший рот. — В цеху. Печи. Там… не знаю, что там. Но пахнет не по-людски.
— Посмотреть хочу.
— Иди, если хочешь, — он махнул рукой вглубь территории. — Только будь осторожен. Там… нехорошо. И народ бродит — глаза пустые, будто не живые.
Вир оставил жидкое пламя костра за спиной.
Проходы между отвалами мусора были опасны, как может быть опасно под снегом битое стекло. Его здесь хватало — каждый шаг сопровождался хрустом и звоном, да скрипом железных цепей на ветру.
По пути Виру повстречались несколько фигур. Они не шли, а бродили бесцельно в метели, словно не видя друг друга. Один, с пустыми глазами и обмотками на руках, вдруг заступил дорогу.
— Ты не видел мою дочь? — хрипел он, скрюченные пальцы в коростах вцепились в сюртук. — Она в огне, она горит…
Вир ударил его по рукам, отпихнул тростью — незлобиво, так отгоняют с дороги скотину. Тот медленно осел в снег, обхватил руками босые ступни. Встать не пытался, лишь раскачивался из стороны в сторону, давя коленями стекло будто в этом заключался смысл его жизни.
Вир проверил рукав — заметная, грязная полоса. Еще не хватало пуговицы. Сорванная оборванцем, она сгинула в грудах осколков.
Проклятье.
Нужный цех гудел от голосов стражников и звона ледорубов, которыми они пытались расчистить завалы. Вытянутый зал с дырами в крыше и обугленными арками, напоминал грудную клетку исполина. Все было покрыто толстым слоем жирной, мясистой копоти, ставшей второй кожей.
В центре, в зеве огромной печи, чернело нечто, напоминающее гигантскую каплю смолы. Оно излилось и застыло слезой из стекла и сажи. В ней, будто насекомые в янтаре, оцепенели переплетенные друг с другом тела.
— …давненько дело было, — доносился разговор двух стражников. — Полгода. Не меньше. Печь топили последний раз, наверное,




