Светлые века - Йен Р. Маклауд
– Знаете, который час? – Отодвигая засовы, галантерейщик задавал успокаивающе простые вопросы. Потом взглянул на Анну и наших скакунов. – На вашем месте я бы здесь надолго не задерживался… вы знаете, как обстоят дела.
– А как они обстоят?
Но галантерейщик уже поплелся к вешалкам в глубине магазина. Он подыскал Анне брюки для верховой езды, а нам обоим – плащи, теплые кофты, и ботинки. Уставился на одну из двадцатифунтовых банкнот Сэди.
– Что-нибудь другое есть?
– Сдачи не надо.
– Да что вы говорите… – Он рассмеялся. – Ладно, возьму. Может, вставлю эту дрянь в рамку и буду детям показывать…
Когда мы выезжали из города, я обратил внимание на черные телеграфы – не дивотемные, а просто мертвые.
Солнце скрылось из виду. Сгустился плотный белый туман. Единороги, сотворенные для быстрой и недолгой погони, неуклюже плелись. Мои бедра покрылись ссадинами, спина и ягодицы болели, а Анна то и дело падала на шею Звездному Всполоху.
Через темную живую изгородь на дорогу выскочил мальчик. Единороги вздрогнули, но слишком устали, чтобы встать на дыбы.
– Вы его видели? Видели?
– Кого?
– Дракона! Вон там, на поле.
С сияющими от изумления очами он указал направление. Но я увидел лишь туман.
В первую ночь путешествия в Лондон мы остановились у кузнеца, подковывающего лошадей, неподалеку от Норт-Даунс. Конюх покачал головой, увидев состояние наших скакунов. Что нужно, так это седла. Подпругу бы подогнать, и все дела. Нет-нет, никаких денег – теперь ими осталось разве что зад подтирать. И можно бесплатно переночевать на сеновале. Той ночью, не столько засыпая, сколько теряя сознание от усталости, я совершенно точно почувствовал запах дыма и услышал крики, вопли. Единороги и другие животные в конюшне под нами вели себя беспокойно. Я придвинулся ближе к Анне, но она оказалась зыбкой и тихой, почти неосязаемой. А потом я тоже исчез, канул во темноту, хотя по-прежнему слышал внизу негромкое тревожное ржание, взволнованное пыхтение, скрежет пилы; в конце концов, проснувшись, обнаружил, что мы с Анной покрыты пылью и инеем.
Внизу, в грязном дворе, наши скакуны уже были оседланы. Звездный Всполох пытался укусить за руку конюха, который его держал, и на боках единорога вздулись волдыри. Судя по всему, конюхи попытали счастья с уздечками, но звери их не приняли. Гнедой подарок вельмастеру Порретту дрожал и исходил паром, как будто уже проскакал дюжину миль по бездорожью. На лбу у него истекал кровью обрубок.
– Это ж просто лошади, понимаете? – Конюх вел себя с той же непринужденной вежливостью, что и вчера. – Чертова штука просто взяла и отвалилась.
Он одарил нас улыбкой и дерзким взглядом.
На второй день нашего путешествия туман еще сильнее сгустился, наполнился запахом гари, и мы мельком видели языки пламени на руинах. Тем не менее никто толком не знал, что происходит в Лондоне, помимо того, что поезда не ходили, а телеграфы отключились. Седла немного помогали держаться, но утренние часы сменяли друг друга, дрожь моего скакуна усиливалась, и кровь без остановки текла из раны на его лбу. Капли падали в грязь, летели на меня. Единорог наполовину ослеп от боли. Я спешился и попытался вести его в поводу, но ближе к вечеру животное остановилось как вкопанное, изрыгнуло поток желчи, рухнуло и испустило дух. Нам пришлось оставить единорога там, где он упал; это был не первый труп на обочине.
Я шел пешком. Анна ехала верхом. Вторую ночь мы провели в темноте на краю поля. Огней не было, из звуков – лишь капание талой воды. Мне с большим трудом удалось расстегнуть замысловатые застежки на седле Звездного Всполоха, и я позволил ему пастись. Затем собрал ветки, расчистил место посуше на камнях и попытался разжечь костер с помощью огнива.
– Позволь мне.
Анна наклонилась ко мне, кутаясь в плащ. Сказала что-то, потом еще что-то. Дешевая коробочка, почти не эфирированная, продолжала бестолково тикать. Анна полчаса бормотала и дышала на эту штуковину, и когда в конце концов вспыхнуло пламя, в неровном свете ее лицо выглядело осунувшимся. Костер давал мало тепла, огонь метался на ветвях, как ненормальный, безошибочно сообщая всему миру о месте нашего привала. Я почти обрадовался, когда он погас.
Я прислонился к Анне, прикорнувшей под деревом. Мы оба промокли. Я чувствовал, как она дрожит, скрежеща зубами.
– По-твоему, это правда Новый век?
– Нам нужно попасть в Лондон.
Она хихикнула, потом закашлялась.
– А почему в Лондоне будет по-другому?
По веточке пробежала последняя искорка.
– Ты не могла бы приблизиться? – спросил я. – Ради тепла.
– Я близко.
Но она была далеко.
Ночь объяла нас, снег шелестел и таял, и откуда-то – звук был отчетливый, но далекий, как промчавшийся за горизонтом поезд, – совершенно точно донеслось биение гигантских крыльев.
«Чего ты на самом деле хочешь, Робби? Сэди была права, когда сказала, что не меня…»
«Но той ночью в Брейсбридже, Анна, когда ты позволила мне лежать, прижав руку к твоей щеке…»
«Я спала. Я даже не помню. И что теперь?»
«Хотел бы я знать».
Утром снова был туман. Но не такой плотный, и подтаявший лед на ветках снова замерз, превратившись в красивые драгоценные камни. Огромный вороной единорог осторожно пробирался по сверкающим тропам, его рог блестел. Анна все еще спала, закрыв лицо руками, и казалась такой спокойной…
«Чего же ты на самом деле хочешь, Робби?»
Отзвуки ее голоса еще долетали сквозь мои сны. Я не стал ее будить, и мир сверкал, а единорог стоял на страже, пока она спала.
Новое утро. Гнилая, дымная вонь усилилась.
Темза все еще была покрыта льдом. Измученные голодом и усталостью, мы забрались слишком далеко на восток, едва коснувшись южных окраин Лондона. Действительно ли дети бегали рядом с нами, распевая, что Анна была Белозлатой, что она вновь прибыла верхом на единороге, чтобы спасти город? Я не знал. Звездный Всполох страдал, и ремни подпруги – хотя я сомневался, что Анна смогла бы проехать так далеко без седла, – впились ему в плоть. Я помог ей спешиться. Мы стояли подле крутого спуска к реке. Лед выглядел довольно прочным, но имел водянистый отблеск. Он мог выдержать нас, но тяжелого единорога – вряд ли. Я расстегнул пряжки и прогнал Звездного Всполоха в туман.
VIII
Лондон, Лондон, град надежд моих, в начале Нового века сделался небывало опасным. Мы с Анной достигли дымящихся окраин Истерли и
