Бездарь из столицы - Максим Казанцев
Он повторяет все в точности и кладет ладони на прохладные поверхности. Закрывает глаза. Внутри все замирает в молитвенной надежде. Он чувствует, какчто-топроходит сквозь него, сканирует, ищет хоть крупицу того волшебства, что переворачивает жизни. Парень изо всех сил представляет себя могучим Террантом, как отец. Вспоминает его рассказы о рангах: вот он, «Крепкий» — самый первый ранг, но уже сильнее любого обычного человека, «Закаленный» — может согнуть стальной прут и ускориться в несколько раз, ранг его отца. Вот «Стальной» — почти не чувствует боли, яды и усталость имеют над ним мало власти, а кожа при активации внутреннего резерва становится по прочности как сталь. А там, следующий, за горизонтом, сияет «Несокрушимый» — ранг, когда активация внутреннего резерва позволяет увеличить регенерацию в разы и отрастить потерянный палец всего за месяц, а сила позволяет одному человеку остановить танк. Марк мечтает почувствовать в жилах ту самую мощь.
А потом — другой образ. Он видит себя Эфириком. Не просто «Ручейком» или «Потоком», способным на мелкие и средние фокусы. Нет, он — «Озеро» мощи, с большим резервом и контролем, сжигающий взглядом, повелевающий стихиями. Как те аристократы, что иногда пролетали над городом на личных аэроходах, оставляя за собой радужные шлейфы сконцентрированной магии. Величие. Сила. Уважение.
Несколько секунд томительного ожидания, показавшиеся вечностью. Ничего…Абсолютно ничего…
Молчание. Такое громкое, что звенит в ушах. Он открывает глаза и видит на большом экране над аппаратом холодную, безжизненную надпись: «Магический потенциал: 0. Внутренний резерв: 0. Статус: Неодаренный».
Чиновник, даже не глядя на него, протягивает ему серую пластиковую карточку. «Карта идентификации. Доступ к профессиям третьего сектора. Свободны». Его голос абсолютно плоский, безразличный. Для этого человека Марк уже перестал существовать как значимая единица.
Парень выходит из кабинета, сжимая в потной руке карточку-приговор. Дверь открывается — и он видит лица родителей. Они бросают взгляд на его руки, и надежда в их глазах гаснет с такой быстротой, что больно смотреть. Отец отводит взгляд, сжав кулаки. Мать пытается улыбнуться, но у нее получается лишь гримаса боли. Только Лиза бросается к нему, обнимая: «Ничего, братик! Ты все равно самый лучший!»
А вокруг — шепот. Другие семьи, еще не прошедшие испытание, смотрят на него с любопытством, с жалостью, а некоторые — с откровенным презрением.
«Светлов? Бездарь. Жалко. Отец-то террант неплохой, а сын — ноль».
«На стройку теперь пойдет? Или в разнорабочие, с такими-то данными…»
Мир, который еще вчера казался полным возможностей, в один миг сжался до размеров серой карточки и унизительного клейма. «Неодаренный». «Бездарь». Человек третьего сорта. Гражданин, чей максимум — служить аристократии или влачить жалкое существование на социальном дне. Весь его острый ум, его талант к программированию, его мечты — все это не значило ровным счетом НИЧЕГО в мире, где правят Ранг и Сила.
Его взгляд снова возвращается к старому граверу, и новая порция болезненных воспоминаний возникает в голове.
Он все еще в зале Центра Тестирования. Стоит с той самой серой, безликой карточкой в руке. И видит, как другим, тем, кому повезло, чиновник вручает не карточки, а ПЕРСТНИ.
Для террантов — массивные, серебряные сплавы, с выгравированным символом сжатого кулака и инкрустированной в центр каплей черного обсидиана, символизирующей несокрушимость. Чем выше ранг, тем сложнее узоры на перстне и больше капель.
Для эфириков — более изящные, с символом спирали, обозначающей безграничное развитие, и вплавленным крошечным кристаллом эфириума, который слабо пульсировал внутренним светом. Цвет кристалла зависел от направления магии.
Он видит, как девочка, сияя, выходит с перстнем эфирника первого ранга — «Искра». На ее кольце бледно-голубой кристалл — Аэрокинетик. Она тут же надевает его и с гордостью разглядывает, ловя завистливые взгляды других. Ему же вручили кусок пластика. Даже не железа. Мол, ты и этого не заслуживаешь.
С тех пор он ненавидел эти перстни. Ненавидел тот немой, но кричащий язык статуса, который читался с одного взгляда на руку. Аристократы, разумеется, носили не серебряные сплавы, а перстни из чистого золота и платины, украшенные настоящими драгоценными камнями, но суть была та же — они метили своих, отделяли сильных от слабых, избранных от отверженных.
Воспоминание было таким ярким, что он сжал кулаки, словно снова держал в руке ту дурацкую карточку. Он посмотрел на свои руки — руки, которые не могли ни сжать магическую энергию, ни развить стальную мощь терранта. Руки, которые умели лишь барабанить по клавиатуре и держать паяльник. Руки на которых никогда не появится перстня одаренного. Никогда…
Именно после того дня он с головой ушел в программирование. Это был не просто побег. Это была его крепость. Единственное место, где он мог быть не «Бездарем», а гением. Где его ценили за ум, а не презирали за отсутствие дара. Он брал любые заказы, самые сложные, самые скучные. Он становился лучшим. Но даже это было жалким утешением. Самый гениальный программист все равно оставался обслуживающим персоналом для самого заурядного эфирика первого ранга. Знакомое, едкое чувство бессилия проснулось в нем с новой силой. Он был наследником величайшего знания вселенной, но в этом мире, без дара, он оставался никем. Пылью. Бездарем.
Внезапно его отвлек звук за окном — натужный рев мотора и скрежет тормозов. Марк вздрогнул и резко рванул к окну. Пережив вспышку боли, он прижался к стене, стараясь смотреть из-за шторы. Сердце заколотилось в груди, а в голове стучала мысль — «Нашли, уже идут за мной?»
За окном, с противным скрежетом затормозив у соседнего дома, остановился не патрульный автомобиль Имперской стражи и не роскошный внедорожник клана, а старый, видавший виды грузовичок с логотипом службы доставки «Вихрь». Из кабины, ругаясь на чем свет стоит, вылез заспанный курьер и, зевнув, потянулся к контейнеру с посылками.
Марк отшатнулся от окна, прислонившись спиной к холодной стене, и закрыл глаза, пытаясь унять бешеный стук сердца. Паника медленно отступала, оставляя после себя лишь стыд за свою трусость и горькое осознание собственной ничтожности. Кого ему бояться? Кому сдался он, жалкий бездарь с радиационного котлована?
Отчаяние снова накатило волной, густой
