Мелодия для короля - Макс Ленски
Как только он понял, каких дел наворотил, злость и обида показались глупыми, детскими и неважными. Он тут же выкинул всю эту ерунду из головы, не церемонясь схватил шерьера за руку и потащил в темный проход, скрытый за драпировкой позади трона.
Они шли уже несколько минут. За это время Реми не произнес ни слова. Микель же ни о чем не спрашивал, лишь следовал за своим королем и ждал. Наконец они остановились у тяжелой металлической двери с коваными узорами в виде созвездий. На ней висели сразу восемь замков. Реми тяжело вздохнул и поочередно отпер каждый из них, после чего обернулся к шерьеру, прямо и бесхитростно посмотрел на него:
– Надеюсь, я не пожалею об этом.
– О чем?
– О том огромном секрете, который собираюсь открыть такому человеку, как ты. – Реми не сводил глаз с шерьера, будто пытаясь получить какой-то знак, что он поступает правильно.
Микель был настроен серьезно и решительно как никогда. И все же король чуял: что-то не так. Что-то мешало отпустить волнение и довериться спутнику. Шерьер заметил его смятение.
– Я знаю, что иногда поступаю не так, как ты того желаешь. Но, поверь, меньше всего на свете я хочу, чтобы ты и твоя семья пострадали, – сказал он.
– Должно быть, я сошел с ума. – Реми схватил его за плечи, заглянул в лицо. Отстранился и выдохнул: – Что ж, Микель, готов ли ты познакомиться с действующим королем Этуайи?
В ответ он получил лишь короткий кивок.
Дверь распахнулась. За ней обнаружились ступеньки, ведущие вниз.
С каждым шагом Микель чувствовал смутную тревогу. Все в королевстве знали, что король Джул много лет тяжело болен и прикован к кровати, так что шерьер никак не мог взять в толк, к чему вся эта драма.
– Неужели его величество настолько плох? – рискнул спросить он.
– О, дружище, ты даже не представляешь насколько, – горько усмехнулся Реми.
Услышав это снисходительное, безликое «дружище», Микель невольно поежился. Ступеньки закончились, и юноши оказались в просторном зале, лишенном окон. Единственным источником света служили стены, инкрустированные тусклыми голубоватыми минералами, незнакомыми шерьеру. Комната была пуста. В дальнем углу возвышалась резная дубовая кровать под тяжелым бархатным балдахином.
Шерьеру показалось странным, что самый важный в королевстве человек затворился в мрачном сыром подземелье, подобном тюрьме. Вслед за спутником он подошел к пологу. Реми еще раз обернулся, посмотрел в его сосредоточенное лицо. Хмыкнул – и отдернул ткань.
Микель охнул:
– Как это понимать?
На идеально разглаженной белоснежной шелковой простыне никого не было. Ложе пустовало.
Реми опустился на край постели и похлопал рядом с собой, призывая Микеля присоединиться.
– Мне едва исполнилось десять, когда аппарейцы отравили отца. Яд был сильным. Лекарю удалось замедлить его действие, но и только. Отрава постепенно проникала все глубже, разрушая органы один за другим. Отец медленно умирал целых три года.
– Но… В таком случае ты правишь страной с… Десяти? Двенадцати?
– Да, мне рано пришлось повзрослеть. Мы с матерью и отцом все обсудили и решили, что никто не должен знать о его кончине до моего вступления на трон. Иначе регентом назначили бы кузена, а уж он точно нашел бы способ избавиться от досадной помехи. После смерти отца мы с матерью и лекарем положили его тело в ладью, сожгли и пустили по реке. Затем объявили, что король тяжко болен. Сослались на мнение лекаря, что недуг не позволяет отцу видеться с людьми, которые не связаны с ним кровным родством. Потому все приказы будут передаваться через меня. Пока все думали, что монарх жив, убивать наследника не имело смысла. Хотя за эти годы твой достойный отец предотвратил с десяток покушений на мою жизнь и втрое больше попыток добраться до короля Джула. Но я не вправе жаловаться. Моя жизнь не была плохой. Я уважал отца и любил мать. Все, что я делал эти годы, я делал по собственной воле. Я дал отцу обещание, что сберегу его королевство, его народ, даже если это будет стоить мне жизни.
– Или свободы, – тихо сказал шерьер.
– Замолчи. – На лице Реми отразилась боль.
– Мы что-нибудь придумаем, – пообещал Микель.
– Надо потянуть время, – произнес Реми. – Пока законным правителем считается отец, мои возможности ограничены. Но, достигнув двадцати трех лет, я стану полноправным королем Этуайи, обрету безраздельную власть, и совет не сможет мною помыкать. Первое слово всегда будет за мной. Тогда и придет время объявить о смерти отца.
– И сколько осталось ждать?
– Мне исполнится двадцать три через пять дней.
* * *
Обратно они брели каждый в своих мыслях. Перед последней потайной дверью Микель нарушил молчание:
– Единственный выход, который я вижу, – убедить совет в том, что королю Джулу внезапно стало хуже. Но для этого нам понадобится уважаемый лекарь, который сможет подтвердить твои слова. И пообещает поставить короля на ноги за неделю.
Реми задумчиво кивнул:
– Это должен быть кто-то верный и надежный.
– Тот, кому мы сможем доверить столь опасную тайну. И этого человека не должны знать в лицо придворные.
Реми тяжело вздохнул и повернул ключ в замке.
– Такого человека у меня нет, – сказал он и шагнул в дверной проем.
Микель лишь многозначительно хмыкнул и скользнул следом.
Когда они добрались до покоев юного короля, то, не сговариваясь, остановились и посмотрели друг на друга. Оба не знали, что сказать. Увидев нерешительность шерьера, Реми нахмурился и положил ладонь на ручку двери.
– Реми, – тихо сказал Микель.
– Что?
Парень посмотрел на потолок, затем на канделябр на стене, потом куда-то в пол, пока наконец не поднял глаза на короля.
– Можно зайти?
Юноша замер. Вопрос прозвучал робко, но решительно. У Реми в животе защекотало от возмущения. Щенок посмел проситься в его покои. Заходить сейчас было незачем. Разве что…
– Я хочу извиниться.
Обиду и возмущение как ветром сдуло. Микель все же понял свою ошибку, у него была причина так поступить, и сейчас он наверняка все объяснит.
Реми попытался разозлиться и не смог. Вместо этого он почувствовал, как на лицо против воли наползает дурная улыбка, а губы произносят:
– Конечно.
Шерьер вошел в комнату следом за ним. Король же застыл у окна, спиной к двери, в предвкушении того, что сейчас услышит. Хотелось привести себя в чувство, даже надавать себе по щекам, чтобы перестать улыбаться и торжествовать победу. Но цитрусовый запах, говорящий о сильных эмоциях Микеля, выворачивал наизнанку, подстегивая подавляемые еще с ночи злорадство и любопытство.
Однако планам его не суждено было сбыться. Едва дверь захлопнулась, как кто-то вдруг выскочил из-за шторы и зажал Реми рот. Перепуганный не на шутку король чуть было не врезал неизвестному кулаком по лицу, но услышал знакомый голос:
– Тс-с-с, не надо кричать, Реми, это я.
Мальтруй убрал ладонь и устало опустился на пуфик.
– Где тебя носило? – возмутился юноша. – Мы не виделись с тех пор, как уехали из Воларьевого коттеджа!
– Не могли бы вы говорить потише, ваше величество? – попросил Мальтруй. – Я едва ноги унес. Вы позабыли, что я главный подозреваемый в вашем похищении, да еще и сбежал из-под стражи. Так что теперь я считаюсь самой опасной персоной в королевстве. Благо наш тайный ход по-прежнему не обнаружен. По нему-то я и пробрался в ваши покои. Как себя чувствует ваша матушка? В добром ли она здравии?
Реми цыкнул и уже собрался высказать все, что думает о Мальтруе, но тут взгляд его упал на Микеля. Тот смотрел на торговца с надеждой, и лицо его расплылось в улыбке. Король прикусил язык и выжидающе уставился на шерьера. Он не сводил с Мальтруя глаз, как будто что-то прикидывая.
– Что такое? – с легким беспокойством спросил торговец. – У меня к лицу что-то прилипло? Или вы внезапно воспылали ко мне запретным чувством? Предупреждаю: мое сердце уже занято!
Микель рассмеялся,
