Молот Пограничья. Книга II - Валерий Пылаев
Катя украдкой вздохнула. Ей явно не терпелось поскорее добраться до того самого места с верстовыми столбами… или камнями, но бабушка шла по порядку. И начала издалека — с весьма пространного описания семейства и дружины почтенного князя.
Через несколько минут я и сам заскучал. Эта былина, похоже, описывала по большей части трудный путь через Тайгу, а та часть истории, где Владимир в честном бою одолел железного змея, упоминалась лишь вскользь. Зато добыче с «жар-самоцветами» и «серебра, что булатной стали крепче» внимания досталось сверх всякой меры.
Может, поэтому я и и оживился, когда супруга, невесть как оказавшаяся в Тайге вместе с княжеской дружиной, вдруг начала упрашивать Владимира бросить все честно раздобытое за тридевять земель и уйти налегке. Тот, как и положено предводителю бравых головорезов, отказался. И на первый день дороги, и на второй.
А на третий отказываться было уже некому. То ли дали о себе знать раны, полученные в схватке с железным змеем, то ли сработало страшное проклятье Древних — видимо, какую-то важную часть я все-таки прослушал — князь Владимир скоропостижно скончался.
— И схоронили его богатыри, — бабушка вздохнула, весьма достоверно изображая скорбь. — Только положили не в землю сырую таежную, а в место особое. Указала им княгиня Ольга терем. И не простой, а волшебный, в который сто дверей, и все внутрь ведут, и только одна наружу. А какая — попробуй тут догадайся. Говорят, так и лежит князь Владимир в палате. И стены у той палаты из серебра, пол железный, а потолок — стеклянный.
Я покосился на Катю, но та приложила палец к губам и кивнула на бабушку.
История еще не закончилась.
— А добычу, что в Тайге взяли, Ольга велела там же оставить, чтобы какое зло ненароком в дом не не принести. Жалко было богатырям самоцветов жарких и серебра крепкого, только с княгиней разве поспоришь? Завалили вход тяжелыми камнями и ушли, не обернувшись. Только не все ушли. — Голос бабушки вдруг превратился в едва слышный шепот. — Самые верные из дружины с Владимиром остались — не живые, не мертвые. Сто раз по сто лет прошло с той поры — и затупились мечи булатные, заржавели доспехи крепкие, а бороды так выросли — что ниже колен достают. Вечным сном спят богатыри в тереме том, да княжью добычу стерегут. Но придет время — проснутся! — Бабушка сдвинула брови. — А ежели кто чужой в тот терем дверь откроет — обратно дороги уже не найдет!
На этом месте я, кажется, начал понимать, что именно искали в Тайге отец с братом. Вряд ли усыпальницу Древнего князя действительно охраняли живые мертвецы, да и масштаб сокровища — сорок раз по сорок сундуков — наверняка был изрядно преувеличен за прошедшие века, но сама сказка появилась явно не на пустом месте. И если…
— А где тот терем — никому не ведомо, — вдруг продолжила бабушка. — Чтобы всякую память о нем стереть, поставила Ольга за Невой бел-горюч Алатырь-камень. В сто саженей высотой, что всем прочим камням отец — и не простой, а заговоренный. Слово княгини крепко да лепко, и такая в нем сила, что зверь туда не бежит, птица не летит. А человеку — живому не зайти, мертвому не выйти. И покуда стоит в Тайге тот камень, — Бабушка отодвинула опустевшую чашку и закончила: — тому и быть.
Мы с Катей переглянулись, и я коротко кивнул — молодец! Вряд ли загадочный Алатырь — даже будь он не сто саженей в высоту, а куда меньше — имел хоть что-то общее с обычным верстовым столбом, но отец с братом наверняка говорили именно о нем… Или о чем-то очень похожем.
— Ну что, послушал сказку? Теперь доволен?
От неожиданности Катя дернулась, разлив остатки чая из чашки. Бабушка едва не подпрыгнула, и только я нашел в себе силы обернуться не торопясь.
Дядя стоял в дверях, подпирая косяк богатырским плечом. И вид у него, надо сказать, был очень недовольный.
* * *
— Получается, ты мне все-таки соврал, — усмехнулся я.
Дядя сердито сверкнул глазами, но спорить не стал. Хотя возможность вполне себе имелась: сразу после его появления на кухне мы переглянулись, нахмурились и, не сговариваясь, молча поднялись в отцовский кабинет. Во что бы ни превратилась наша беседа, продолжить ее определенно лучше было с глазу на глаз.
Незачем смущать женщин. Особенно бабушку — в ее-то возрасте.
— Не соврал, — наконец, отозвался дядя. — Просто кое о чем умолчал.
— А… Ну, тогда, конечно, ничего страшного, — съехидничал я. — Особенно после того, как пообещал, что больше никаких секретов не будет.
В ответ мне раздалось недовольное сопение. Может, за прошедшие с гибели отца месяцы дядя и научился играть в молчанку и заметать всякую дрянь под ковер, но все же оставался человеком прямым и честным… относительно. И ему вряд ли нравилось выслушивать нотации от вчерашнего кадета, который носил фамилию Костров всего месяц с небольшим.
— А как иначе, Игорек? — проворчал он. — Ну вот скажи — как с вами еще можно? Ладно Катюшка — помечтала и забыла. Но ты-то теперь его сиятельство князь. Глава рода! А все туда же. — Дядя махнул рукой. — Услышал про этот Алатырь и терем с серебряными стенами — и все.
— Что — все? — усмехнулся я. — Думаешь, брошу все и побегу в Тайгу искать сокровище?
— Да нет там никакого сокровища, Игорек. В том-то и дело. Сказки это все. — Дядя покачал головой и раздельно по слогам повторил: — Сказ-ки. Выдумки.
— А я вот так не думаю. Железный змей, жар-самоцветы, серебро крепче стали — ничего не напоминает? — Я рывком поднялся из отцовского кресла. — Дыма без огня не бывает — и эта сказка тоже появилась не на пустом месте.
— Ну… может, и был этот твой князь Владимир. — Дядя с явной неохотой кивнул. — Ходил в Тайгу с дружиной, добыл там что-то.
— И с этой добычей его и похоронили. Знать бы только — где. — Я не торопясь прошелся по кабинету. — Отец явно что-то нашел. Если не саму гробницу, то какую-то подсказку. Может…
— Игорек, я тебя Матерью прошу — ну не
