Царство Сибирское - Роман Феликсович Путилов
— Вы что, хотите всех убить? — поразился кровожадности своей собеседницы губернатор.
— Всего лишь нейтрализовать. — улыбнулась Ванда: — Но, если произойдёт эксцесс исполнителя, все в воле богов, мы такой команды не давали.
Пока высокородные сообщники прощались, я выпал в реальность и заорал — времени на раскачку не было ни минуты.
Через пять минут над крышей здания взлетели три ракеты, две зеленые, и одна красная, а через два часа, по живому коридору из моих стрелков, что перекрыли улицу от моего дома до причала, к срочно вызванным самоходным баржам двинулась траурная процессия, несущая к судам большую закрытую домовину, окрашенную в зловещий черный цвет. Срочно вызванный оркестр, бросивший репетицию в местном театре за хорошую мзду, тоскливо наяривал что-то средние между «Реквиемом» Моцарта и «Вы жертвою пали в борьбе роковой», а в толпе сбежавшихся горожан громко шептались, что благодетеля -князя застрелили волшебной пулей, и он нынче умер в страшных мучениях, а его жена-степнячка поклялась на родовой сабле страшно отомстить виновникам гибели мужа, как только закончиться трехдневный траур.
Оная жена, затянутая в черное вдовье платье, в черном платке, закрывающем лицо, с темным свертком в руке, провожала в последний путь своего супруга, стоя на балконе третьего этажа. Если бы вы знали, чего мне стоило уговорить унтер-офицера Бондаренко напялить дамский наряд, играя роль безутешной Гюлер, держащей в руке замотанное в одеяльце полено, что, со значительное расстояние, было весьма похоже на нашего сына Искандера. Сама же Гюлер, одетая в армейскую куртку, в натянутой на голову, форменной кепи, шла в сторону барж, вместе с солдатами, прислугой и прочими лицами, желающими проводить в последний путь своего господина. Там же, в толпе, одетая прислугой, шагала и госпожа Вера Игоревна Бухматова с моими сестрами и детьми.
Набитые народом баржи вышли на середину реки, на виду у половины города, с одной из них спустили небольшую лодку, на которую водрузили черную домовину, и лодку оттолкнули от борта баржи, после чего небольшое суденышко медленно начало свой дрейф на север. Отплыть далеко лодке не дали — мелькнул фаерболл и, пропитанное керосином, суденышко вспыхнуло, словно свеча.
Я, стоя у окна своего дома, укрывшись за тяжелой плотной шторой, даже загрустил. Обряд этот я подсмотрел в кино, в прошлой жизни, но, вот представлять, что в домовине сейчас жариться, в адском пламени, мое тело, было неприятно.
Пока остатки горящей лодки медленно плыли вниз по течению, баржи совершили дружный разворот, дабы вернуться к берегу, как вдруг одна из них потеряла ход. Вторая, видя проблемы у товарки, застопорила ход, после чего я отошел от окошка. Времени было мало, пора было готовить дом к отражению ночного нападения, а согласно сценария, утверждённого мной, сейчас баржа будет долго пытаться починиться, вторая же все время будет находиться рядом, после чего, когда станет понятно, что скоро наступит темнота, а дать ход судно не может, вторая баржа возьмет свой систер-шип на буксир и медленно потащит его в сторону Атаманского хутора, где располагаются наша база и мастерские. Обратно, до наступления ночи, суда не вернуться, и, по несчастливому стечению обстоятельств, по мнению стороннего наблюдателя, в большом доме ночью останется только десяток охранников, моя вдова Гюлер и наш наследник, грудной младенец Искандер, ну возможно, еще пара женщин из обслуги, которых никто никогда в расчет не брал.
Омск. Дом генерала Соснова.
Слава богам, я выставил Гюлер из дома, заставив ее своей властью взять ребенка и отправиться с большим конвоем на Атаманский хутор. Со мной остались только добровольцы, которым я прямо сообщил, что личная безопасность не гарантируется. Раз Ванда обещала губернатору, что у нее хватит сил сегодня ночью убить всех обитателей этого дома, я склонен ей верить. Почему я не ушел за реку с основной массой слуг, солдат и офицеров? Noblesse oblige, положение обязывает. Если я сбегу из своего дома, не попытавшись его защитить, пойдут нехорошие разговоры, репутация моей светлости в войсках упадет, немного, но упадет.
Сейчас уже вечерело, темнота надвигалась на город, в воздухе витала тревога. Унтер-офицер Бондаренко, по-прежнему обряженный в женское платье, с траурным, глухим платком на голове, несколько раз появлялся в слабоосвещенных окнах третьего этажа, на крыльце маялся часовой, а парный патруль обходил дом по периметру. У часовых была одна инструкция — как только они почувствуют или услышат любые признаки близкого нападения, они должны бежать куда глаза глядят, лишь бы оказаться подальше от этого места. Редкие прохожие, видимо, тоже чувствовали неладное, так как старались проскочить мимо громады нашего дома побыстрее.
Казармы, которые я недавно арендовал для размещения моих солдат, сегодня срочным образом мы передали арендодателю, выплатив ему небольшую неустойку. Рота, обитавшая в казарме, спешно покинула город, разместившись за городской окраиной, в летних лагерях Омского полка, в данный момент пустовавших. В общем, кого смог, из-под удара вывел, а мне оставалось только ждать…
Похоже, дождались. За дверями раздался выстрел, видимо часовой исполнил свой долг до конца, после чего на входные двери, усиленные магией, обрушился град тяжких ударов.
Стекла окон второго и третьего этажа вынесло сразу, но к этому я был готов, благо, что там ничего, кроме тяжелых штор, не осталось. Всю генеральскую обстановку и все мое имущество вынесли госпожа Бухматова и Гюлер в внепространственных карманах. Надеюсь, унтер-офицер Бондаренко, что изображал «даму в черном» не пострадал от роя стеклянных осколков?
Готовясь к обороне я магически усилил только первый этаж и подвал, что сразу же сказалось на характере боя. Верху, на втором и третьем этажах, уже начались пожары, которые пока успешно гасил подпоручик Гуляковский Некрас Светозарович, мой маг воды, а вот на первом этаже похвастаться противнику пока было нечем. Я не говорю о стенах, даже двери, хотя их гнули и корежили многочисленные боевые заклинания, пока держались. Интересно, чем я сумел так обозлить Ванду Гамаюновну, что она бросила против меня не один десяток боевых магов? Подумаешь, перестал я ей содержание выплачивать и охрану убрал, зато ясак и прочие подати, по-честному, поделил поровну и просто ждал, когда женщина успокоится, и будет готова к конструктивному разговору. Видимо, права поговорка, что уже оказанная услуга ничего не стоит. Если бы я ей тогда не помог… Наверное, я никогда не пойму до конца этих женщин.
Толстая, двустворчатая дверь, еще час назад бывшая произведением высокого искусства резьбы, вылетела из дверного проема кучей обугленных щепок, на пороге
