Великая Перемена (и другая ложь) - Джо Аберкромби
Этот крупный мужчина уставился на Джеспера своими яростными глазами, которые казались крошечными за его линзами:
— Судья говорит — виновен, — проворчал он. — И всё на этом. — и сделал небольшой глоток из своей фляжки.
Ноги Джеспера действительно не хотели ступать на ящик у парапета, но ещё один укол в его левую ягодицу, и он мигом оказался там. Удивительно, как кусок острого металла может так быстро отрезать сильные возражения.
— Это ошибка, — сказал он. Скорее хныканье, на самом деле. Носки его ботинок шаркали по краю, а город внизу размывался из-за слёз. — Это была...
— Иди, — сказал Сарлби. Джеспер почувствовал, как кончик ножа вонзился ему в спину, и теперь он действительно не смог удержаться.
Великая перемена
Допросный дом, весна 591
— Это то новое платье, да? — спросил Глокта.
— Да. — Савин нахмурилась и вздохнула. — Полагаю, оно подойдёт. — она приняла демонстративно небрежную позу, которую, несомненно, отрабатывала часами перед зеркалом. «Конечно, она ничего не делает просто так». — Что думаешь?
Арди с нескрываемой гордостью сказала ему, что Савин сама выбирала ткань, сама определила покрой и три дня терроризировала целую команду швей лично. «И горе тому, кто сделает хоть один стежок не на месте».
— Как известный знаток женского гардероба… — Глокта изобразил проницательный вид. — Я бы не надел его при дворе.
Её лицо немного вытянулось:
— Нет?
— Не стоит так явно затмевать саму королеву Терезу.
Савин провела языком по щеке:
— Хм-м. — она старалась не показывать, когда была в восторге от его одобрения, а он старался не показывать, когда был в восторге от её восторга. Иногда он мельком видел в ней ту маленькую девочку. «Я чуть не плачу от мысли, что она больше не ребёнок». И сразу же после этого видел женщину, которой она быстро становилась. «Я задыхаюсь от гордости при мысли о том, чего она может достичь».
«Ах, проклятие и благословение родительства, которые могут вызвать сентиментальную слезу из глаза даже такого безжалостного монстра, как я». Было как-то странно видеть её в этом суровом кабинете. «Замещает смерть, боль и пока бескровную бумажную работу надеждой, красотой и возможностями». Было даже страшно видеть её так близко к камерам внизу. «И подумать только, я был когда-то человеком, которому нечего было терять».
Пришлось откашляться, чтобы избавиться от комка в горле:
— Не сомневаюсь, из тебя со временем могла бы выйти сносная модистка.
— Не сомневаюсь, что поучаствую в создании парочки выдающихся. — она небрежно провела пальцем по карте Союза на столе. «К которой я однажды пригвоздил докучливого соперника». — Но лично своё положение я вижу несколько выше.
— Смотри, не заглядывайся слишком высоко, а то ведь можно и пасть. И в таком платье, вероятно, самостоятельно уже не подняться.
— Поэтому нужны надёжные слуги. — она брезгливо провела пальцем по верхушке одной из многочисленных шатающихся куч документов. — Леди со вкусом должна казаться не прилагающей усилий. Всё необходимое просто… — и она сдула клочок пыли, — Происходит вокруг неё как будто само собой.
— Мне кажется, в последний раз, когда мы говорили, ты выбирала, кем быть — чемпионкой по фехтованию, архитектором или королевой.
— Почему не все три? — спросила она, глядя на него сверху вниз. — Я твердо придерживаюсь мнения, что в современном мире для женщины нет преград, если у неё достаточно друзей и достаточно денег.
— Клянусь Судьбами, — пробормотал Глокта. — Четырнадцать лет, и уже постигла тайну бытия.
— Единственный ребёнок в семье обязан вкладывать всю свою энергию, чтобы превзойти родителей.
— Почти сравнялась с матерью по уму. — он облизнул палец и пригладил одну из бровей. — Такими темпами скоро затмишь отца в красоте.
— Ты знаешь, как я люблю тебя, отец, но ты — известный уродец.
Он ухмыльнулся, показывая свои пустые десны, зрелище, которое она всегда находила совершенно забавным:
— Ты удивишься узнав, что я когда-то был знаменитым красавцем. — «И ты, безусловно, удивишься узнав, что я также не твой родной отец». Это вертелось у него на кончике языка, как часто бывало. «Мой старый враг — правда. Даже более ненавистный, чем лестницы. Ей придётся узнать». Он знал, что ей придется узнать. «Но будет ли она улыбаться мне так же после? Будет ли она смеяться над моими шутками и говорить о своих надеждах, будет ли шпорой, которая толкает меня вперед? Останется ли у меня дочь?» У него были сомнения.
«Я защищаю её. Готовлю её. Создаю мир, которого она заслуживает.» Почему-то, когда он наблюдал за её лебединой походкой, бесстрашием, прекрасным сложением, оправдания возникали как бы сами собой. «Как и всегда. Разве я не заслуживаю чего-то для себя, в конце концов? Всю жизнь держал правду наготове. Подождёт ещё немного». К тому же, вечно кипящий ум его дочери уже был занят
