Этой ночью я сгораю - Кэтрин Дж. Адамс

Когда мы добрались до выхода, я высвободила руку из хватки Алисы и побежала.

Глава 29

Я свернула за угол туннеля, ведущего в покои, и внутри все похолодело. Свет погас, и я осталась одна в темноте. Я продрогла и понятия не имела, куда идти дальше. Убегать было глупо, но я вспомнила взгляд Эллы и выражение лица Милы… Сейчас я бы ни за что не стала с ними разговаривать. Они напуганы, прямо как я. Я люблю сестер, ради них я бы пошла на все. Но без магии пустошам за пределами Холстетта никогда не излечиться от гнили Смотрителя. Жизнь останется такой же серой и пустой, а вишневое дерево в нашей деревне никогда больше не расцветет.

Я обязательно с ними поговорю. Я позабочусь о том, чтобы они все поняли, только не этим вечером. Если в ближайшее время я не перейду в Смерть, то пропущу встречу с Малином.

Я дрожала, прислонившись к стене. Вдруг тьму рассеял огонек свечи.

Сначала мне показалось, что Тобиас был один, но потом из его тени вышла Алиса. Она была прекрасна в сиянии свечи. Светлые волосы переливались так, словно она явилась в наш мир откуда-то извне. В ее глазах не было ни осуждения, ни злости. Она просто дотронулась до моей руки и прошептала:

– Тебе нужно перейти?

Мне нужно время и чуть больше свободы. Но в Жизни этого не смогла бы мне дать даже Алиса. А вот в Смерти я нашла выход, пускай и ненадолго. Да, она права: мне нужно было перейти. Так что я взяла ее руку и подошла к ней поближе. Тобиас молча вел нас во тьму. Бесплотные тени разбегались по скалистым стенам.

– Ты вернешься? – спросила Алиса, когда мы добрались до панели. Ее голос звучал неуверенно и дрогнул, когда она задала этот вопрос.

– Вернусь, – пообещала я.

– Я никуда не уйду, – тихо сказала Алиса. – Пенни, вместе мы все переживем. Я помогу тебе заплатить за заклинание.

Тобиас открыл панель.

– Уже поздно. Поговорим завтра.

Я открыла рот, чтобы возразить, но он перебил меня, положив руку мне на плечо, и подтолкнул меня в мои покои.

– Завтра. Тебе пора сгореть, Пенни. А мне меньше чем через час заступать на ночное дежурство.

Тобиас помог мне перейти. Он держал меня за руку, пока яд обжигал изнутри. Он принял на себя половину моей боли и повторил слова, раздвигающие завесу. Переход не в одиночку стал облегчением, но еще большее облегчение ждало меня, когда я споткнулась, а меня подхватил Малин.

Я измотана до предела. Когда я входила в Смерть, душа трепетала. Биение сердца настолько замедлилось, что я его почти не замечала. Тело не понимало, живо оно или мертво.

– Ты встречалась с Сопротивлением? – спросил он, поставив меня на ноги.

Я кивнула.

– Я согласилась применить заклинание.

– Ну разумеется.

Пока мы шли к особняку, молчание Малина меня раздражало. Он так и не высказал свое мнение по поводу заклинания. Он вообще не собирался это обсуждать, разве что удостоверился, что я благополучно его нашла и осознала, чего мне это будет стоить. А я думала, он примется меня отговаривать и убеждать, что цена слишком высока. Но он не стал. Даже когда решетка с грохотом опустилась.

Туман обволакивал сады, окутывая розовые кусты серебряными искрами, и скрывал стену из колючек. С каждым шагом его клубы становились все более густыми и непроницаемыми. Влага ласковыми прикосновениями оседала на коже. Я едва видела Малина, не говоря уже о ступеньках, ведущих к дверям особняка. Меня почему-то успокоила приглушенная тишина, в которой не было ни звуков, ни птиц, ни ветра, и все было скрыто из виду.

– Пенни, – произнес Малин так осторожно, словно это не имя, а нечто гораздо более важное. – Ты мне доверяешь?

Такого вопроса я услышать не ожидала. Не успев обдумать ответ, я выпалила:

– Да.

Он вздохнул и отступил назад, растворившись в тумане.

Вдруг мне на юбки приземлился клочок бумаги. Этот обрывок был не больше ногтя на мизинце. Другой, с красной линией посередине, упал мне на руку. Из тумана на меня налетела бумажная метель. Она поглаживала меня по коже и закручивалась вихрем, окутывая меня сухим шелестом.

Я стояла посреди торнадо фрагментов бумаги, исписанных обрывками слов. Сады за бумажным штормом потемнели. Рассекая серебристый туман, вокруг роились тени. Я задрожала от резкого похолодания.

– Дай мне обещание, – донесся отовсюду и ниоткуда голос Малина. – Пообещай, Пенни, что никогда не исцелишь Смотрителя, и я со всем этим покончу.

– Со всем чем?

Я окончательно запуталась. Этим вечером мне хотелось сбежать, чтобы хоть ненадолго перестать бояться. А вместо этого Малин говорит со мной загадками и только все усложняет.

– Наш контракт, – пояснил он. – Тот кол, что я вонзил в твою душу. Я пытался уничтожить его, но ты сама видишь, что произошло. Обрывки весь день кружат по моим владениям. Смерть не отпустит тебя, если ты не заплатишь.

Я заморгала, пытаясь рассмотреть его сквозь туман. Неужели он меня отпускает?

– У всего есть цена.

– Ты права, – сказал он настолько тихо, что эти слова прозвучали как выдох.

Бумага кружилась все быстрее и быстрее, пока у меня не закружилась голова.

– Пообещай, что ты никогда не исцелишь Смотрителя.

Мне хотелось закрыть глаза, но я не посмела.

– Я же говорила, что не буду.

– Вот именно, – ответил он.

Из вихря клочков разорванного договора вылетел лист пергамента. Рядом с ним парила ручка.

– Я не могу уничтожить первоначальный договор, если мы не заключим новый. Так что я составил его. Подпиши.

Он сделал паузу. Бумажный вихрь остановился: в воздухе зависли крошечные обрывки.

– Пожалуйста.

– А где мелкий шрифт?

– Его здесь нет. Не в этот раз.

Я внимательно его прочитала. Затем еще раз. И еще. Я перепроверила каждое из девяти слов.

«Я, Пенелопа Олбрайт, обещаю никогда не исцелять Реджинальда Холстетта».

Я подняла ручку в воздух и аккуратно подписала собственной кровью над пунктирной линией: Пенни.

И тут раздался вздох.

Из-под земли вырвалось пламя. Бумага, на которой был написан старый договор, сгорела в потоке жара и дыма. Пепел осыпался мне на юбки, как конфетти. Я покрепче схватила новый контракт и моргала. Свет рассеял темноту.

С небес падал не пепел.

Это лепестки вишни.

Их ряды наполнили воздух. С ветерком до меня доносился аромат дома.

В центре лужайки росла моя вишня. Каждый сучок на стволе, каждая ветка в точности такие же, как в моих