Сказания о мононоке - Анастасия Гор
Впрочем, как и её обучение.
После того как Странник наконец-то закончил наматывать круги, щёлкнув пальцами и пробормотав нечто вроде «О, как славно!», они отправились на рынок. И пока скупились, уже минуло шесть часов вечера, а значит, город запер ворота, и до шести утра было теперь не выйти. Кёко в душе возрадовалась: сегодня они будут ночевать в рёкане, спать на мягком футоне, в тепле и четырёх стенах! Она бы не ликовала так сильно, если бы знала, что ради этого им придётся идти на другой конец города, туда, где дешевле, и что Странник всё равно не сможет позволить им больше, чем комнатушку размером с ящик для овощей. Впрочем, это всё равно было лучше, чем лес: хозяйка любезно предоставила им несколько поленьев для растопки ирори, дабы они могли сами приготовить себе ужин, и разрешила пользоваться горячими источниками. Следующие два часа Кёко отмокала в сернистой воде и соскребала с помощью рисовых хлопьев и золы с кожи грязь, которой успела покрыться за прошлые дни пути.
– А что мы завтра делать будем? – спросила Кёко, пока готовила ужин в банной юкате и рылась одной рукой в тканевой сумке, где лежали ингредиенты для кацудона: чёрствый хлеб для панировки, зелёный лук, яйца, отбивная из свинины, водоросли и рыбная чешуя для бульона-даси. Огонь мерно потрескивал в углублении в полу, вокруг которого они со Странником расстелили хлопковые татами. Он же снова курил полулёжа, прислонившись спиной к своему коробу, и ни словом не обмолвился о том, что высматривал тогда днём на улицах и что в конце концов высмотрел.
– Увидишь, – ответил только, и всё.
Кёко скрипнула зубами. Видимо, ей сегодня всё же придётся исчерпать свои бесплатные вопросы.
«Как бы сформулировать так, чтобы выудить из него побольше?..»
– Как ты узнаёшь, где именно нужен? То есть… Как находишь мононоке?
С кончиков её волос всё ещё капала вода, и от этого в комнате пахло серой. Странник выдохнул колечко дыма под низкий бревенчатый потолок. Если бы Кёко не додумалась открыть сёдзи чуть раньше, она бы точно здесь задохнулась.
– А как ты просыпаешься по утрам и засыпаешь ночью? Есть вещи, которые мы не можем не делать. Сколько ни пытайся не просыпаться – проснёшься, сколько ни пытайся не засыпать – рано или поздно заснёшь. Сколько ни странствуй по Идзанами – однажды мононоке да встретишь. Это я и делаю. – Странник снова приложился к кисэру, сел, вновь выдохнул дым и потянулся за тарелкой с готовым и шипящим от масла кацудоном, оглушив Кёко звоном своих амулетов, прежде чем наконец-то договорить: – Находить и изгонять мононоке – моя работа.
На следующий день Кёко стало ясно: он действительно это и имел в виду. Не было никаких тайных поисков мононоке, в которых Кёко подозревала Странника всё это время, не готовая признавать, что ей, возможно, не стоило уходить за ним из Камиуры. И то, что он обнаружил на улицах прошлым днём, бескрайне довольный, тоже на самом деле не было каким-нибудь злым духом или его беспечной жертвой, ещё не подозревающей об этом.
Это было место под накренившейся, расколотой надвое молнией сосной, под которой он расстелил красное покрывало и уселся торговать.
– Здесь вокруг лавки, которые работают допоздна, и несколько чайных и питейных домов, а значит, и проходимость отличная. Идеальное место, чтобы подзаработать! – пояснил он.
«Всё готова для него делать! И ношу любую сносить, и любые задания, и любые опасности. Молчаливой буду, покорной буду, ни слова поперёк не скажу».
Кёко несколько раз повторила себе свои собственные слова, о которых теперь жалела и которые Странник процитировал ей, когда она попыталась взбрыкнуть и утащить его оттуда. Так что пришлось взяться за новую работу, а работа её заключалась в том, чтобы зазывать прохожих.
«Деньги за каждую шестую продажу – твои, на личные траты», – пообещал ей Странник, и после этого дело сразу пошло бодрее.
– Подходите! Подходите! Снадобья, куклы и веера. Мечи! Искусные, прекрасные, редкие мечи! Книги и кимоно, разные сласти. Всё, что сердцу нужно и уму. Просто подумайте о желаемом и возьмите! Это даже лучше, чем колдовство!
Кёко сама кричалку придумала, чем немножко, но гордилась. Пусть её природная мертвенная бледность топила любой намёк на румянец, внутри она сгорала от стыда. В ярко-жёлтом кимоно, коралловом оби, с причёской камуро, она стояла посреди рынка и нахваливала несуществующий товар, размахивая руками посреди толпы и пытаясь внимание этой самой толпы привлечь, перетянуть её к себе от прилавков с кварцевыми бусами и рыбой. Странник тем временем сидел и… Ну, сидел. Спина прямая, как ещё один меч, ноги скрещены в чёрных хакама, на макушке – золотистая, как его пояс, повязка, чтобы солнце голову не пекло. А вот про голову Кёко никто не думал, даже она сама.
«И так уже рассудком тронулась, раз занимаюсь этим, – рассудила Кёко. – Куда уж хуже?»
– А что-нибудь для вдов у вас имеется?
По крайней мере, у неё получалось: всё больше людей оборачивалось, всё больше подходило к деревянному коробу, окованному металлом по краям, и всё больше заглядывало внутрь. Правда, Кёко не была уверена, что то её стараниями, а не благодаря стайке юдзё, которые, прикрываясь расписными веерами, в таких же расписных нарядных кимоно, хихикали вокруг, бросая на Странника заинтригованные взгляды. А там, где хоть три-четыре девицы собираются, тут же их набегает ещё больше. А следом за ними, конечно, мужчины, а значит, их жёны, их дети и свекрови с роднёй. Словом, на самом деле Кёко и не нужно было ничего делать, чтоб привлечь покупателей, – достаточно того, что Странник сидит на одном месте и демонстрирует всем свой миловидный лик, нефритовые глаза, чёрные кудри, забранные под косынку и в бусины. Те отбрасывали с десяток солнечных зайчиков по красному покрывалу, и казалось, что оно горит.
– Для вдов? Что вы имеете в виду?
Кёко села рядом, на краю этого самого покрывала и принялась наблюдать. Перед коробом мялась женщина средних, но отнюдь не преклонных лет, хотя и впрямь вдова: голова замотана в полотенце-тэнугуи, какое
