Ведьма - Янис Маулиньш
Они ушли в соседнее помещение, где находился ионометр, или аэроионный спектрофотометр.
— Результат узнаем сразу же, — сказал доктор, переключая прибор на рабочий режим. — Полагаю, он окажется отрицательным.
— Это длинная процедура? — спросил Валдис.
Суна поправил очки.
— Думаю, около часа, не больше.
— Я схожу с Екабом в лабораторию, — сказал Валдис.
Венда молча кивнула. Вид у нее был сосредоточенный, что придавало ей сходство с человеком, возносящим молитвы богу. Валдиса безоглядная вера жены во всемогущество науки, признаться, несколько беспокоила. Он не знал, что делать. Рассказать Венде, что ученые в незнакомой области почти всегда идут ощупью, как в темноте? Но это значило бы лишить ее веры, всякой надежды. Не сказать ей всей правды — о том, что и возможности науки ограничены, — тоже казалось не совсем честно. Эта ложь могла стать губительной в случае неудачного исхода. Человек неподготовленный беззащитен. Валдис не мог сокрушить ее веру еще и потому, что сам в глубине души надеялся на благоприятный исход. Так уж человек запрограммирован, что вера в добро всегда побеждает. Зачастую она прикрывается горькими словами, грустным выражением лица, даже слезами, но всегда остается как неугасимая искорка, укрытая от суровых северных ветров панцирем притворства. Человек, утративший веру, быстро физически чахнет, случается, кончает жизнь самоубийством. Валдис верил в жизнь больше, чем другие.
— Ты все-таки молодец, — сказал Екаб, когда они остались одни.
— Почему?
— Ты что-то делаешь для нее, хотя исход неизвестен.
— Я ничего не делаю. Делаете вы: ты и Суна.
Они вошли в просторное помещение лаборатории.
Только что заработала огромная центрифуга, набирая обороты. Стояла она в самом углу лаборатории. Электромоторы, управляемые автоматами, постепенно и равномерно набирая скорость, заставили вертеться самую ответственную часть центрифуги — головку, которая была свободно укреплена на тонкой оси из сверхпрочной стали. Таким образом головка во время ротации отцентровывалась самостоятельно. Ось задавала скорость. Постепенно шум нарастал, менялись тона. Воздух в лаборатории начал звенеть от еле ощутимой вибрации. И хотя ротор был отцентрован сверхточно, полностью исключить вибрацию не удавалось. Впрочем, трудно было сказать, возникает вибрация от недостаточной точности центровки или при взаимодействии сверхскорости ротора с окружающей средой.
Валдис с восторгом смотрел, как аппарат набирает скорость, включается в рабочий режим. И Екаб остановился напротив центрифуги. Он знал, что терморегулятор, для того чтобы снизить температуру специальной жидкости до минус десяти градусов, непрерывно подает в центрифугу охладитель, ибо центробежная сила создавала высокую температуру. Валдис смотрел за стрелкой показателя оборотов — она медленно перемещалась по шкале: 5000 оборотов, 6000 оборотов… Звук изменился еще раз. Корпус центрифуги едва заметно вибрировал. В центрифуге находились образцы живого вещества, однако не целые клетки. Клетки и микроорганизмы не выдерживали такой скорости. Лейкоциты разрушались при скорости в 10 000 оборотов в минуту. А сейчас стрелка показывала 9000. Скорость нарастала поразительно равномерно.
Валдиса привела в восхищение четкая работа мощной лабораторной установки, которая помогала прокладывать путь в неведомое. Современное научное оборудование укрепляло в нем веру в неограниченные возможности человеческого разума, уверенность в повседневности чуда.
Обороты превысили десятитысячную отметку, но гул ротора свидетельствовал о том, что скорость по-прежнему равномерно нарастает. В оборудование была заложена программа — реализовать фракцию на уровне митохондрии в градиенте седиментации, то есть выделить определенную составную часть клетки.
На шестнадцатитысячной отметке стояла красная черта. Стрелка замерла, и гул стал равномерным.
— При тридцати тысячах получаем микросомаль-ную или лизосомальную фракции, — пояснил Екаб. — Они необходимы для наблюдения за лизосо-мальными ферментами.
Валдис только молча кивал головой. Он не понимал, что происходит внутри — под воздействием гигантской центробежной силы клетки разрываются на мельчайшие частицы или только сортируются составные части клетки, то есть реализуется седиментация в градиенте. Он решил, что сейчас это не так важно. Внезапно настроение улучшилось. Почему-то возникла уверенность, что перед такой исследовательской техникой не устоит никакая тайна. Клетки, кровь, микроорганизмы одним махом делились, группировались, выделялись. Тут просто негде спрятаться.
Вид у Екаба был озабоченный и даже несколько виноватый. Он был настроен совсем по-другому. Центрифуга — его будни. Она извлекала нужный компонент клетки, но не больше, выделяла его по весу, точно так же, как сепаратор отделяет сливки от молока. Грубая работа. Ему казалось, что доктор со своими гипотезами хватил через край, чересчур уж научно, чересчур фантастично. Он считал, что необходимо начинать с поисков более крупных микроорганизмов. Недавно право на существование получили специфические биологические макроорганизмы — микоплазма, анаэробы, то есть соединения, способные существовать в бескислородной среде и потому с большим трудом выращиваемые в специальных средах при особых условиях. Судя по публикациям, эти макроорганизмы присутствовали почти всюду, где заболевание носило неясный характер. И только один серьезный фактор опровергал фатальную роль этих микроорганизмов в случае с ведьмами: микоплазмой обычно инфицировались в результате одноразового общения. К тому же микоплазмоз считался «болезнью цивилизации», результатом бурного применения антибиотиков. А может быть и раньше так было? Микоплазмоз вызывает бесплодие. Почему-то именно сейчас Екабу казалось, что особый штамм микоплазмы и есть тот корень зла, которое исходит от ведьм. Область микоплазмы на карте микробиологии — белое пятно. Несколько лет назад на республиканском симпозиуме по микоплазме предполагался доклад заведующего лабораторией крови Петраш-кевица. Его доклад не включили в повестку дня, поскольку он был оформлен не по стандарту. Но истинная причина заключалась в том, что его открытия посчитали фантастическими, недостоверными. Спустя некоторое время по той же причине его освободили от обязанностей заведующего лабораторией. В очередной раз в науке восторжествовал «здравый смысл» и исследования микоплазмы были приостановлены в республике на долгие годы… И если бы даже в крови у Венды была микоплазма, не нашлось бы человека, который сумел бы ее открыть. Только человек, не имеющий отношения к биологии, может думать, что такой крупный микроорганизм обнаружить просто. Прежде всего еще надо было угадать, на каких клетках предполагаемая микоплазма паразитирует. А создать условия для ее выращивания! Одна из руководящих научных дам, микробиолог, любила повторять: «Мне о микоплазмах ничего не известно, это мистика». Ведьмы — мистика, микоплазма — мистика. Подходящая компания. Наиболее достоверной, однако, казалась гипотеза о взаимозависимости нескольких микроорганизмов.
Возможно, вирус прежде всего разрушает клетку, и только после этого в нем развивается микоплазма. Вот почему заражение происходит не в каждом случае, а лишь в результате длительного общения, у вируса есть время, чтобы расчистить путь. Однако.
— Скажи, хотя вряд ли ты знаешь больше меня, — Екаб повернулся к Валдису, который, присев к столу, читал рукопись его очередной научно-популярной статьи. — А непродолжительное общение с ними не оказалось для кого-нибудь смертельным?
