Хроники 302 отдела: Эффект кукловода - Алексей Небоходов

Маша покачала головой, стараясь выглядеть естественно и искренне, хотя внутреннее напряжение росло от необходимости придерживаться легенды:
– Нет, Петя, ничего такого. Иногда снятся странные сны: тени, голоса, запах бензина или мокрой травы. Но всё расплывчато. Я пыталась вспомнить, правда, но это бесполезно. Врачи говорят, что это защитная реакция организма – не даёт мне вспомнить.
Курносов понимающе кивнул, чуть прищурившись и продолжая наблюдать за девушкой, словно пытался определить, до конца ли она искренна или умалчивает часть правды. В этот момент официантка принесла две чашки крепкого кофе и тарелочки с эклерами, присыпанными сахарной пудрой.
Маша механически взяла чашку, сделала осторожный глоток и едва заметно улыбнулась:
– Вкусный кофе. Впрочем, сейчас любой кофе кажется особенно вкусным и нужным.
Курносов тепло улыбнулся, поддерживая её попытку снять напряжение:
– Точно подмечено. Иногда кофе – единственное спасение от осенней тоски. Слушай, скажи честно: рядом с тобой не было какого-то человека… ну, сдержанного, тихого, но с таким взглядом, будто он знает гораздо больше, чем говорит? Может, он приходил к тебе в палату или был рядом после выписки? Вопрос странный, понимаю, но всё же.
Маша напряглась. Лицо её оставалось спокойным, но взгляд сузился, а пальцы крепче обхватили чашку. Курносов заметил этот жест и тут же перевёл взгляд на эклер, будто просто болтал. Она ответила после небольшой паузы, тщательно подбирая интонации:
– Был один человек. Плохо его помню. Он приходил, когда я ещё почти не могла говорить. У него была спокойная манера… и как будто странный акцент. Он что-то объяснял врачам, но казалось, больше наблюдал, чем помогал. Кто он – не знаю. Может, куратор какой-то или из службы поддержки. С тех пор я его не видела.
Она тщательно контролировала каждое слово и движение, внутренне похвалив себя за точность соблюдения легенды. Курносов же, отметив её реакцию, мягко продолжил, переходя к следующей теме:
– Хорошо, забудем пока об этом. Расскажи лучше, как ты попала на работу к Шокину? Ведомство серьёзное, просто так туда не устроишься, даже с твоими способностями. Кто-то помог?
Маша расслабленно откинулась на спинку стула, внешне спокойная, хотя внутренне сосредоточенная, словно боялась упустить важную деталь продуманного заранее рассказа.
– Я и до трагедии работала в министерстве, была референтом у Шокина. После больницы мне предложили вернуться, сначала на облегчённый режим, постепенно я полностью вошла в колею. Сказали, что мои навыки нужны, что дадут возможность восстановиться. Не скажу, что это было легко, но меня там ждали.
Курносов слушал молча, пытаясь уловить хоть намёк на неискренность, но девушка была уверена в каждом слове. Он слегка улыбнулся, показывая, что полностью ей верит, но осторожно продолжил:
– Понятно. А как складывались твои отношения с самим Шокиным и его окружением? Наверняка пересекалась и с другими высокопоставленными людьми, например, с помощницей министра?
Маша пожала плечами, глядя прямо в глаза, стараясь держаться естественно:
– Нормальные рабочие отношения, ничего особенного. Сам понимаешь, моя должность подразумевает постоянные контакты. Но ничего личного, если ты об этом.
Курносов мягко кивнул, показывая, что удовлетворён ответом и не намерен давить. Сейчас главным было сохранить и укрепить атмосферу доверия, установившуюся между ними.
– Хорошо, Маш. Спасибо, что рассказала. Ты сильная и смелая, и я обещаю, что теперь ты не одна. Мы вместе разберёмся со всем, что тебя тревожит.
Она тепло улыбнулась, чувствуя, как напряжение наконец-то ослабевает, позволяя ей вновь ощутить себя живой рядом с этим человеком.
Вернувшись домой, Курносов первым делом включил настольную лампу и устало опустился в кресло, потянувшись за сигаретой. Закурив, он с жадностью вдохнул терпкий дым и медленно выпустил его в полутьму комнаты. Перед глазами всё ещё стоял образ Маши: внешне хрупкой и беззащитной, но на удивление спокойной и даже слишком уверенной для человека, пережившего такое потрясение.
Курносов знал, как ведут себя жертвы подобных преступлений: нервозность, сбивчивость, попытки уйти от темы или, наоборот, бесконтрольные потоки слов. Но Маша была другой. Её ответы звучали ровно, будто она заучила их заранее. Эта аккуратность настораживала его сильнее, чем ожидаемые истерика или слёзы.
Он медленно откинулся в кресле, задумчиво наблюдая за струйками дыма, растворявшимися в воздухе. Нет, Маша явно была не той простой девочкой, какой пыталась казаться. Что-то в её словах, в интонациях, в том, как она избегала конкретики, выдавало внутреннее напряжение. Она сознательно и искусно скрывала что-то важное.
Но что именно? Что такого могло быть у девушки-референта в министерстве, чего нельзя открыть даже сотруднику КГБ? Связь с Пановым была очевидной, хотя Маша и пыталась её отрицать. Этот сдержанный человек с холодным взглядом, о котором она рассказывала, явно не был ни врачом, ни случайным посетителем больницы. Это был кто-то другой, важный и опасный. Скорее всего – именно Панов. Курносов понимал это, хотя и не имел прямых доказательств.
Особенно странной была её реакция на упоминание КГБ. Советские люди обычно напрягались и замыкались при упоминании спецслужбы. Маша же после краткого замешательства слишком быстро приняла эту информацию, будто заранее была готова к такому повороту. Что это – расчёт или тщательно продуманная тактика? Возможно, она знала, с кем имеет дело, и просто ждала, когда он сам раскроется?
Курносов поморщился, затушил сигарету и с досадой потянулся к лежащей на столе папке с делом Панова. Он снова и снова просматривал материалы, сопоставляя их с услышанным от Маши. Но в её словах не было явных противоречий. Девушка говорила аккуратно, словно актриса в театральной постановке, где каждый шаг и реплика были тщательно отработаны заранее.
Это ощущение крепло, заставляя Курносова видеть в Маше уже не просто жертву, а фигуру, сознательно вовлечённую в игру. Но кем она была в ней: сообщницей или пешкой в манипуляциях Панова – человека холодного и расчётливого, способного на любые комбинации ради достижения своих целей?
Курносов резко поднялся с кресла, решив немедленно прояснить хотя бы часть вопросов. Подошёл к телефону, набрал номер оперативной группы, и через секунду в трубке прозвучал сухой голос дежурного:
– Да, слушаю.
– Это Курносов. К утру нужны полные сведения по Марии Вертинской: её окружение, места посещений, контакты. Усильте наблюдение, не упускайте из виду ни одного её шага. Особое внимание обратите на встречи с незнакомцами – мне важно знать, кто и зачем к ней подходит.
– Будет сделано, – коротко ответил дежурный и отключился.
Вернувшись в кресло, Курносов закурил и закрыл глаза, мысленно возвращаясь к образу Маши, пытаясь разгадать, какие тайны скрывала её простая, на первый взгляд, улыбка. Он не исключал, что