Хроники 302 отдела: Эффект кукловода - Алексей Небоходов

Дмитрий, лежа в капсуле и глядя в потолок лаборатории, снова мысленно поблагодарил кого-то – судьбу, время или просто случайность – за то, что ему дали возможность пережить и сохранить то, что изменило его навсегда.
Глава 28
Дмитрий остановил машину у края дороги и ещё несколько минут сидел за рулём, глядя на знакомый, но уже чужой силуэт пятиэтажной хрущёвки. Дом словно вырезали из старого кинофильма: облупившаяся штукатурка, ржавые почтовые ящики у подъезда, выбитое окно на лестничной площадке. И всё же – это было место, где она жила. Где любила, ждала, мечтала. Где, может быть, смеялась у окна и писала письма, так и не отправив их.
Взгляд медленно прошёл по двору. Здесь дышало застоявшимся прошлым. Старые качели торчали в небо, как голые рёбра вымершего зверя. Пятнистая от ржавчины горка пустовала. Ветер покачивал облезлую скамейку, словно пробуя на слух детские голоса, давно ушедшие из этих мест. В песочнице – грязный снег вперемешку с мусором. Казалось, само время перестало сюда заходить.
Он открыл дверь, вышел в прохладный воздух и замер. Шорох шин, гул мотора, стук сердца – всё отступило, оставив его наедине с тишиной, которая впитывала в себя то, чего он боялся услышать. Каждый шаг по тротуару звучал слишком громко. Лестница на второй этаж встретила скрипом и запахом старого дерева, краски и мокрой пыли. Ступени словно оживали, отвечая на его шаги, будто узнавали.
Квартира номер семнадцать. Табличка с именем выцвела, но ещё держалась на двух ржавых гвоздях. Над дверью висела паутина – знак остановившейся жизни. Он не торопился. Рука дрогнула, когда потянулся к звонку. В этом движении было больше, чем просто жест, – словно решалась судьба десятилетий.
Он нажал кнопку. Подождал и нажал снова. За дверью стояла такая тишина, будто там не просто пусто, а вымерло. Дмитрий шагнул назад, подтверждая для себя очевидное.
– Никого там, милый, нет уже, – раздался сзади женский голос.
Он обернулся. У соседней двери стояла пожилая женщина с небольшим ведром в руках, в цветастом домашнем халате. Смотрела внимательно и по-домашнему печально.
– Екатерины давно уже нет. Покойница она, царство ей небесное, – произнесла соседка просто, как сообщают погоду. – Три года как схоронили. Я сама на похоронах была. На Хованском лежит, сектор восемьдесят шестой. А вы кем ей приходитесь?
Дмитрий молчал, чувствуя, как слова застряли в горле. Лицо застыло, не поспевая за тем, что творилось внутри. Воздух стал плотным, как вода, и дышать сделалось трудно, будто всё вокруг сжалось до одного слова – «нет».
Он слышал это «нет» в её голосе, в морщинах лица, в усталых глазах, привыкших приносить плохие вести. Теперь оно стало личным. Что-то внутри сжалось, оборвалось и провалилось в чёрную глубину. Он стоял на краю, глядя в пустоту, где когда-то была её жизнь – и его рядом с ней.
Сознание отказывалось принимать реальность. Он судорожно перебирал даты, воспоминания, образы, словно их можно было пересобрать, чтобы всё стало иначе. Но внутри пустело. Боли не было – только тишина. Та, что остаётся, когда уходит не просто человек. Исчезновение. И он не знал, куда девать себя, эту любовь, память о глазах, которые уже не откроются для него.
Он прикрыл веки, пытаясь ухватиться за прошлое, но и оно размывалось, уступая новой правде. Он не успел. Не спас. Не попрощался. И с этим ему жить.
Соседка что-то ещё говорила, но слова долетали будто сквозь вату. Он видел, как шевелятся её губы, вздрагивают плечи, как качается в руке ведро – обыденность момента, который для него никогда не станет обыденным. Женщина подождала, вздохнула и добавила:
– Дочка её уехала заграницу, а внучка осталась. Катя, младшая. Точная копия бабушки, вылитая Екатерина. Красавица и умница, живёт сейчас отдельно, на Пресненской. Адрес дать?
– Дайте, – хрипло сказал Дмитрий.
Женщина кивнула и скрылась за своей дверью. Вернулась с потрёпанным блокнотом, где были записаны номера и адреса соседей. Дмитрий машинально внёс адрес в телефон, поблагодарил кивком и вышел из подъезда.
Дорога до нового дома заняла около двадцати минут, но ему показалась вечностью. Машина катилась ровно, а каждая секунда тянулась, как мокрая верёвка, стягивая сознание. Он не смотрел по сторонам: город за стеклом превратился в размытый фон, часть сна, из которого он так и не проснулся. Внутри гудело от переплетения вины, надежды и страха, а под всем этим лежала усталость.
Он ловил себя на желании чуда, хотя слишком хорошо знал цену сказкам. В памяти всплывали последние минуты с Екатериной: её взгляд, лёгкое касание, голос, полный доверия, будто она уже тогда знала, что он исчезнет. Сколько ни прокручивал эти сцены, оставалась недосказанность. И сейчас, в эти двадцать минут пути, он в сотый раз искал в прошлом лазейку, ведущую не в другой год, не в ту ночь, а просто к ней. К Екатерине.
В груди разливался тугой холод. Он почти физически ощущал запах её волос – тонкий, травяной. Сделал глубокий вдох, как зверь, пытающийся удержать след, и от этого стало больнее. Её голос звучал в голове мягко, как шорох листвы. Он вспомнил, как однажды она смеялась, не открывая рта, будто боялась разрушить хрупкое мгновение.
Теперь он ехал к другой Екатерине. Не к той, которую любил, а к той, в которой, возможно, осталась её тень. Это знание разрывало изнутри. Он чувствовал себя незваным гостем, охотником за призраком. Она могла быть кем угодно – замужней, равнодушной, злой, уставшей, – но он всё равно ехал. Потому что не мог иначе. Потому что всё, что у него оставалось, – надежда, тупая, почти детская.
Дмитрий остановился у современного многоквартирного дома – высокого и холодного. Прямые линии фасада, зеркальные входы, строгие балконы – всё говорило о чуждой эпохе. Лифт поднял его на пятый этаж; цифры на табло отсчитывали неизбежное. У двери номер сорок три он задержался, прислушался. Тишина. Что скажет – не знал. Как смотреть в глаза женщине, в которой, возможно, живёт отголосок прежней любви, – тоже.
Он нажал кнопку звонка. Послышались лёгкие шаги – мягкие, уверенные. Вдохнул. Щелчок замка прозвенел, как выстрел, и дверь отворилась.
На пороге стояла женщина. Не просто похожая – отражение. Глаза – те же. Взгляд – тот же. Линия шеи, осанка, поворот головы – всё напоминало Екатерину, которую он