Хроники 302 отдела: Эффект кукловода - Алексей Небоходов

– Я понимаю, что ты прав, – наконец сказала она негромко. – Прошлое не изменить, будущее не остановить. Но всё равно страшно. Страшно проснуться завтра и не увидеть тебя рядом. Страшно, что всё станет прежним – пустым и холодным. Я больше не хочу той жизни без тебя, не хочу снова привыкать к одиночеству. Но, наверное, придётся.

– Придётся, – тихо повторил Дмитрий, – но только на время. Я не знаю, где и когда мы встретимся. Может, раньше, чем думаем, а может, на это уйдёт вся жизнь. Но одно знай: я не прекращу искать тебя, даже если на это уйдут годы. Я не позволю времени украсть тебя у меня. Пусть это звучит наивно, но мне важно верить, что где-то впереди ты ждёшь меня, веришь и помнишь.

Екатерина подняла взгляд. В глазах блеснули слёзы, но в них же читались сила и решимость.

– Конечно, я буду ждать, Дима, – прошептала она. – Даже если это кажется невозможным. Я буду искать знаки, вслушиваться в разговоры, вглядываться в лица на улицах, надеясь увидеть твоё. И я не устану. В жизни есть вещи, которые нельзя отпустить или забыть. Ты для меня – одна из них.

Дмитрий глубоко вдохнул, словно пытаясь удержать внутри всё, что хотел бы ещё сказать, но слова уже не могли вместить то, что он чувствовал. Он просто смотрел на Екатерину, запоминая её лицо, тепло, глаза, полные любви и страха перед неизбежной разлукой.

– Я тоже не смогу забыть, – сказал он едва слышно. – Никогда. Моя жизнь стала другой благодаря тебе. И если вдруг я не смогу вернуться, знай: мысли о тебе будут держать меня на плаву в самые трудные моменты. Пожалуйста, помни об этом.

Она улыбнулась сквозь слёзы и легко коснулась его щеки, словно проверяя, не исчез ли он уже, не стал ли просто воспоминанием.

– Я запомню каждое твоё слово, Дима, – прошептала она. – Буду помнить до последнего вздоха. Что бы ни случилось, я благодарна тебе за то, что ты вошёл в мою жизнь и вернул чувство, которое давно потеряла. Пусть оно пришло поздно и ненадолго – я всё равно счастлива, что оно было. И что был ты.

Они замолчали. Тишина больше не пугала: она была тёплой и ясной. Каждый понимал, что сейчас они делятся самым важным и сокровенным, что можно отдать другому человеку: простой, искренней любовью и упрямой надеждой, на которую не действуют расстояния и время.

Екатерина едва улыбнулась – без радости, с тихой грустью, как будто старалась утешить не его, а себя. Губы дрогнули, уголки приподнялись на миг и тут же опустились – улыбка оказалась тяжёлой. Дмитрий внимательно всматривался в её лицо, стараясь сохранить в памяти каждый штрих, каждую деталь, которую потом, в другом времени, можно будет достать из глубины и оживить хотя бы в мыслях.

Она задумчиво посмотрела ему в глаза и негромко спросила, будто боялась услышать ответ:

– Ты веришь, что будущее может быть добрее, чем настоящее? Что там, впереди, будет больше света и меньше боли? Или это лишь наивная надежда, за которую мы цепляемся, когда нам плохо здесь и сейчас?

Дмитрий усмехнулся – коротко и чуть горько, пытаясь хотя бы на секунду ослабить напряжение, плотной завесой повисшее в комнате.

– Всё зависит от того, встречу ли я там тебя, – сказал он, стараясь говорить легко, хотя оба понимали: за шуткой спрятана правда, совсем не похожая на брошенную вскользь фразу. – Если да, будущее сразу станет добрее. Если нет – даже самое безоблачное небо покажется пустым и холодным. Ты же знаешь, мне много не надо: чтобы рядом была ты – и больше ничего. Это ведь не так уж много, правда?

Екатерина тихо засмеялась, почти беззвучно, словно боялась, что громкий звук разрушит хрупкую атмосферу. Потом медленно отвела взгляд, будто пряча вспыхнувшую боль.

– Думаю, тебе всё-таки придётся надеяться ещё на что то, – мягко проговорила она, чуть понизив голос, будто опасаясь, что он сорвётся. – Никто не знает, что будет дальше. Может, ты окажешься прав, и всё сложится так, как хочешь. А может, судьба снова окажется сильнее, и мы так и не встретимся. Между нами могут встать годы, обстоятельства, другие люди и другая жизнь, которую мы сейчас даже представить не можем. Я боюсь загадывать наперёд: страшно потом разочароваться.

Дмитрий слушал её ровный, тихий голос и понимал, что каждое следующее слово уже лишнее. Между ними выросла тишина – тёплая и густая, – её прорезал только далёкий шум улицы за окном: приглушённые голоса, ровный рокот машин, редкий звон трамвая. Город жил своей обычной жизнью и не замечал, что в небольшой квартире на окраине двое пытаются растянуть последние минуты вместе, проживая маленькую вечность.

Он ощутил, как сердце будто замедляет ход, понимая: времени осталось мало, и нужно запомнить всё до мелочей. Он фиксировал в памяти тонкий, едва уловимый запах её волос, смешанный с запахом комнаты, старой мебели и прохладного вечернего воздуха из приоткрытого окна. Слушал её дыхание – ровное, чуть напряжённое, – и мысленно просил себя не забыть этот звук.

– Катя, знаешь, – произнёс Дмитрий, удерживая голос ровным, хотя внутри всё болезненно сжималось, – я понял одну простую вещь. Самое ценное часто – то, что нельзя удержать. Чем сильнее держишь, тем быстрее уходит, оставляя пустоту. И всё равно я хочу остаться здесь, рядом с тобой, даже если шанса нет. Наверное, это и есть странное смешение счастья и боли: любить так, чтобы радоваться и в то же время знать, что это заканчивается.

Она снова подняла глаза. Во взгляде – понимание и грусть, без страха.

– Ты прав, Дима, – тихо сказала Екатерина. – Настоящая любовь всегда стоит на грани счастья и боли, и мы не знаем, что перевесит в следующую минуту. Но я бы не променяла эти минуты на спокойную уверенность в завтрашнем дне. Даже зная, что будет трудно и больно, я рада, что мы встретились, узнали друг друга, полюбили. Пусть это длится мгновение – я бы не отказалась ни от секунды. Это останется моим тайным утешением, к которому можно вернуться в памяти, когда станет одиноко.

Дмитрий вдохнул глубже, стараясь не поддаться эмоции, но голос всё равно дрогнул.

– Поэтому так трудно говорить об этом вслух, – ответил он с печальной улыбкой. – Слова делают реальным то, от чего мы отворачиваемся. Пока молчим, можно делать вид, что расставание далеко. Но сказанное разрушает иллюзию и заставляет смотреть в правду, какой бы горькой она ни была.

Екатерина крепче сжала его ладонь –