Сказания о мононоке - Анастасия Гор
– Так ты поэтому никому ни прошлого, ни имени своего не рассказываешь? – удивилась Кёко. – Привычки ёкая?
Странник хмыкнул, но не ответил. Кёко же принялась подбирать себе новое имя – Странник сказал, что можно остановиться на одном и всем и всегда только его называть. Пока она выдумывала, старалась не разбить пальцы на ногах о камни: те попадались всё чаще и чаще по мере того, как земля уходила вверх, образуя хребет. Спустя ещё час они шли уже не по дзельквовому лесу, а карабкались на крутой склон, и стало ясно, что где-то впереди гора. Мио в ответ на недовольное кряхтение Кёко – как же тяжело было идти! – мяукнула, что её кратчайший путь и вправду настолько короток, что они доберутся до Нэкодакэ уже к заходу солнца.
Благо, кошки, судя по всему, и впрямь никогда не врали.
– Ньян-ньян-ньян, ньян-ньян-ньян!
Гора Асо оказалась не чем иным, как действующим вулканом – кальдерой среди острых зелёных вершин, похожей на дно глубокой тарелки. Лес, сшитый из заплаток дзелькв, сосен и гинкго, расступился перед Кёко и остальными так внезапно, что ещё бы несколько опрометчивых шагов, и она бы скатилась вниз, туда, где мерцало огромное, круглое и горячее, как кипяток, озеро бирюзового цвета. Белёсый пар, поднимающийся от него, сплетался с овечьими облаками, наливающимися сиренью в преддверии заката, как синяки на детских коленках. Оказалось, они вышли к вершине горы Асо, но не к той, что нужно. Зато благодаря этому могли наблюдать, как в низине с одного пика на другой тянется бесконечная вереница демонических зверей.
– Ньян-ньян-ньян! Звёздная кошка сочетается браком с лесным котом-охотником! Ньян-ньян-ньян!
Мурлыканье стояло такое, что вся гора вибрировала, будто тоже урчала с ними в унисон. Разноцветные летние одеяния мерцали, бренчали бивы под серповидными когтями, свистели флейты и реяли, путаясь друг с другом, пушистые хвосты. Те, у кого их было по два, сцеплялись одним хвостом с одной кошкой, а вторым – с другой, и так весь холм накрыло шерстяным ажуром, как скатертью. Солнце зашло за гору быстро, прямо у Кёко на глазах, и тогда масляные фонари, которые коты несли с собой, превратились в сотню маленьких зеленоватых огоньков, точно море светлячков облепило горы. Мурлыканье, как путеводная нить, влекло к себе и за собой. В каждом мягком, рычащем звуке, в каждом «мяу!» Кёко чудилось нежное, соблазнительное приглашение, и тело её дёрнулось вслед за шествием даже раньше, чем у бросившейся в его гущу Мио.
– Добро пожаловать во дворец нашей императрицы! – воскликнула она, мигнув в сумерках разноцветными глазами. Впереди, на кошачьей горе Нэкодакэ, возвышался красный, как осенняя листва багряника, замок. Его ворота проглатывали пушистое шествие, а вскоре они проглотили и Кёко со Странником, присоединившихся к нему.
XIII
Спуск в низину к вулкану, где их едва не ошпарило потоком горячего воздуха, и переход на противоположную горную вершину занял больше времени, чем Кёко ожидала. К тому моменту, как они, с трудом втиснувшись в вереницу ушастых демонических существ, как в очередь за лапшой к ятаю, наконец-то достигли окованных золотом врат и прошли под нефритовые крыши багряного дворца, ночь уже опустилась на Идзанами. Лампы, раскачиваясь на острых когтях и хвостах, плыли по воздуху словно сами по себе. Мелькающие где-то между ними светящиеся глаза с узкими зрачками было легко спутать с подрагивающими восковыми огарками. Всё это образовывало ручей зернистого свечения, который нёс Кёко со Странником, крепко взявшихся за руки, всё дальше и дальше, в самое сердце потустороннего мира. Тот запел и заурчал ещё громче с заходом солнца, чествуя ночь, как чествуют её все хищники, ибо она укрывает их и утоляет голод. Звёзды хороводили на небе вместе с пляшущими фонарями и хвостами: Кёко была готова поклясться, что каждый раз, когда она задирала голову и смотрела наверх, те меняли своё положение, даже если она делала это каждую секунду. Нетрудно было и уверовать, что люди всё это время славили совсем не тех богов и там, в вышине, действительно звёздная кошка бежит навстречу своему лесному коту-охотнику.
А затем Кёко, Странник и Мио каким-то образом оказались во дворце.
«Да мы с учителем забираемся всё выше и выше! – почти с гордостью подметила Кёко, таращась на резные ажурные арки и ширмы из редких древесных пород, расставленные каскадом вдоль коридоров, словно их здесь коллекционировали вместо картин. – Так скоро и до самого сёгуна дойдём!»
Как замок даймё отличался от ветхой хибары деревенского старосты, так он отличался и от дворца императрицы кошек, только, конечно, ровно в противоположную сторону. Всё то, что в замке даймё было просто богато, здесь же было роскошно, затейливо и вычурно даже по меркам избалованных и капризных кугэ. Словно тут жили не кошки, а какие-нибудь вороны и сороки, которые хватали и сносили сюда всё, что блестело, переливалось и сверкало, дабы внутри дворца ночь можно было спутать с утром. Шарообразные разноцветные люстры под потолком, каких Кёко не видела даже у заморских торговцев – будто кто-то разбил стёкла и зеркала, а затем собрал заново, только кое-как, перепутав часть одних осколков с другими. Из-за этого сами огни становились разноцветными и причудливыми, раскрашивали то немногое, что каким-то чудом всё же избежало участи стать лоснящимся и блестящим. Колонны глянцевые, глазированные, тоже красные, как в храме, подпирали собою своды такой высоты, что там сумел бы поместиться целый гашадакуро – и можно было бы даже не накладывать на него никаких сдерживающих печатей.
Боясь случайно потерять в такой толкучке Аояги, Кёко забрала у сикигами баул, обернула её ивовым листком и спрятала надёжно, а сама сильнее прижалась к Страннику, тоже боясь потеряться. Только когда они миновали вместе с шествием несколько широких, как тракт Накасэндо, коридоров, Кёко вдруг осознала, что никакого внутреннего или внешнего двора во дворце императрицы кошек нет и в помине – только сам дворец как здание. Быть может, потому что кошки считали своим личным двором весь мир, а любой тёплый угол и закуток, судя по всему, – личной лежанкой: Кёко несколько раз чуть не наступила на сопящие меховые клубки, утомившиеся от шествия и улёгшиеся прямо на полу посреди дороги.
Когда она переступала очередной такой, стараясь нечаянно не отдавить никому хвост – они
