Винтик для Смерти - Денис Нивакшонов

Охота действительно началась. Но теперь охотником был Игорь.

Призраки, которых мы заслуживаем

Гнев Димки витал над посёлком, как гроза перед ударом молнии. Игорь чувствовал его кожей — каждый взгляд из-за занавески, каждое замолкнувшее при его появлении слово в очереди за хлебом. Димка не просто злился. Он перешёл в режим тотальной ликвидации последствий. Он был подобен айтишнику, который обнаружил в своей сети вирус и теперь лихорадочно латал дыры, откатывал обновления и перезагружал серверы.

Игорь видел результаты его работы. Тот самый сантехник, Михаил Петрович, всё-таки полез в насосную в тот день — один, без напарника. И сорвался с шаткой лестницы. Сломал руку. Баланс? Возможно. Но Игорь также видел, как Димка стоял у открытого люка за час до этого, что-то поправляя отвёрткой в механизме старой лестницы.

Димка не просто предсказывал. Он обеспечивал. Он был не только бухгалтером, но и киллером на службе у своей больной религии.

Игорь больше не выходил с предупреждениями. Это было бесполезно и опасно. Вместо этого он стал тенью. Он следил за Димкой. Теперь он был охотником, выслеживающим свою дичь.

Он видел, как Димка, мрачный и сосредоточенный, часами просиживал в своём вагончике, чертя в блокнотах новые схемы, соединяя красными линиями новые точки на своей карте. Он видел, как тот вздрагивал от каждого неожиданного звука, как его рука непроизвольно тянулась к шраму на виске, когда расчёты не сходились.

Страх Димки был его топливом. Но Игорю нужно было больше. Ему нужно было выманить его на открытое пространство. Туда, где правила диктовал не Димка, а сама Память.

Он снова пошёл на свалку на окраине поселка. Среди ржавых корпусов машин и битого кирпича он нашёл то, что искал: старый, проржавевший почти до дыр, но всё ещё целый лист кровельного железа. И несколько метров толстой, обожжённой проволоки.

Ночью, пока посёлок спал, он вернулся в песочницу. Он не стал подключаться к фонарю. Вместо этого он притащил с собой автомобильный аккумулятор, стащенный из гаража отца.

Он работал молча, почти ритуально. Вкопал лист железа в мёрзлый песок на том самом месте, где они с Димкой строили свою крепость. К листу он прикрутил провода, соединённые с самодельной катушкой, намотанной на куске кирпича. Другой конец провода он присоединил к старому, сломанному микрофону от караоке, который нашёл на той же свалке.

Это не было инженерным чудом. Это был варварский, грубый усилитель. Антенна для приёма прошлого.

Он подключил всю эту конструкцию к аккумулятору. Потом достал «Спидолу», вкрутил в неё свой винтик и подключил её выход не на динамик, а на самодельную катушку. Приёмник стал генератором. Антенна из листа железа — излучателем.

Он не пытался услышать прошлое. Он собирался его транслировать.

Он установил «Спидолу» на нужную частоту. Динамик приёмника захлебнулся шипением. Лист железа перед ним затрещал, и по нему пробежали голубые искры. Воздух над песочницей зарядился статикой, запахло озоном и жжёным металлом.

Игорь включил микрофон. Он сделал глубокий вдох и начал говорить. Не громко. Почти шепотом.

— Димка… — его голос, усиленный и искажённый самодельной аппаратурой, разнёсся по пустынной площадке, стал неестественным, металлическим. — Димка, ты слышишь? Это я. Тот, кого ты не смог стереть.

Он сделал паузу, прислушиваясь. Ничего, кроме треска и шипения.

— Ты говорил о балансе. О порядке. Но это ложь. Ты просто боишься. Боишься вспомнить, что же там было на самом деле. Боишься вспомнить тот голос. Тот, что сказал «назначение».

Из динамика «Спидолы» прорвался тот самый механический стук. Тик-так. Тик-так.

— Ты не хранитель баланса, Димка. Ты — сторож у двери, за которой сидит твой собственный страх. И я сейчас приду и постучу в эту дверь.

Он повернул ручку настройки, ловя в эфире обрывки того дня. Скрип качелей. Свой собственный смех. И… нарастающий рев мотора. Настоящего мотора той самой машины.

И тогда из темноты, из-за угла пятиэтажки, послышались шаги. Тяжёлые, быстрые. Яростные.

Димка вышел на свет, отбрасываемый фонарём. Его лицо было искажено гримасой чистейшей, неконтролируемой ярости. В одной руке он сжимал свой компас, стрелки которого бешено метались, в другой — тяжёлый гаечный ключ.

— ВЫКЛЮЧИ! — завопил он. Его голос сорвался на визг. — ВЫКЛЮЧИ ЭТО БЫСТРО, УБЛЮДОК!

Игорь не шелохнулся. Он смотрел на друга, стоя у своей самодельной антенны, из которой лились голоса из прошлого.

— Почему, Димка? Боишься услышать правду? Боишься, что твоя идеальная система даст сбой, когда поймёшь, что всё это было просто… случайностью?

— НЕТ! — Димка бросился вперёд, словно хотел физически разорвать эту связь с прошлым. — ЭТО БЫЛО НАЗНАЧЕНИЕ! МОЁ НАЗНАЧЕНИЕ! Я БЫЛ ИЗБРАН, ЧТОБЫ ВИДЕТЬ! ЧТОБЫ КОНТРОЛИРОВАТЬ!

Он замахнулся гаечным ключом на конструкцию Игоря.

И в этот самый момент Игорь повернул ручку «Спидолы» на максимум.

Из листа железа, из микрофона, из самого эфира вырвался оглушительный, ревущий звук. Слияние всего: детских голосов, скрипа качелей, рёва мотора, того самого металлического стука и… того самого, чужого, сиплого голоса, который прошил воздух, как током:

— НАЗНАЧЕНИЕ ОТМЕНЕНО.

Димка застыл с занесённым ключом. Его глаза расширились от ужаса, в котором не было ни злобы, ни величия. Только чистая, животная паника маленького мальчика, лежащего в песке и видящего над собой колесо машины.

Его компас выскользнул из пальцев и разбился о мёрзлую землю. Стрелки под стеклом замерли в безумном, хаотичном положении.

— Нет… — простонал он. — Нет… не может… система… она не может…

Он смотрел на Игоря, и в его глазах было не понимание, а крушение всего мира. Крушение его веры, его оправдания, всей его жизни, выстроенной вокруг этой травмы.

— Она может, — тихо сказал Игорь. — Потому что её нет. Есть только мы. И наш выбор.

Димка не ответил. Он медленно опустился на колени перед своей разбитой игрушкой-компасом, сгорбился и закрыл лицо руками. Из его груди вырвался тихий, надрывный стон. Стон побеждённого бога, который вдруг обнаружил, что он всего лишь человек.

Игорь выключил «Спидолу». Воздух над песочницей снова стал холодным и пустым. Трансляция кошмара была окончена.

Он смотрел на сломанного друга, сидящего в пыли их общего прошлого, и не чувствовал победы. Он чувствовал только леденящую грусть.

Битва была выиграна. Но война, он знал, была ещё не оконена. Потому что сломанный бог все ещё был опасен. И теперь ему нечего было терять.

Песок и сталь

Димка не двигался. Он сидел на корточках среди осколков своего компаса, сгорбленный, как