Пленники раздора - Алёна Артёмовна Харитонова
– Купил, – ответил он.
– Купил? – Девушка поднялась и сказала жёстко: – У тебя нет денег. Ты не мог купить. Значит, украл?
– Говорят тебе, купил, – ответил оборотень, растерянно глядя на неё снизу вверх.
Лесана вдруг подумала, что будь он в этот миг волком, то стоял бы ощетинившийся и оскалившийся.
– Скажи правду, – потребовала она.
– Да чтоб тебя! – выругался Лют. – Вот есть же дуры!
Он всадил кулаком по резному столбику крыльца так, что дерево жалобно застонало. А в следующий миг вниз по ступенькам метнулась серая звериная тень. Лесана осталась стоять, держась за перильце. И треклятые бусы, зажатые в кулаке, покачиваясь, свисали до деревянного порога.
Девушка сызнова села, перебрала огрубелыми пальцами крупные гладкие горошины. Красивые бусы. Жаль, что ворованные. С другой стороны, как он мог украсть? У него же глаза завязаны и сноровки никакой. Но купить? Такое украшение стоило денег. А оборотень лишь несколько седмиц назад узнал, что это такое…
– Лют! – Лесана окликнула волка, который сидел посреди двора и глядел на вынырнувшую из-за туч луну. – Лют! – Девушка спустилась к нему. – Скажи, ты взаправду их купил?
Он перекинулся. Подошёл.
– Думай, как больше по душе. Купил, украл… Какая разница? Это бусы. И они твои. Хочешь – носи. Не хочешь – выброси. Я лишь хотел попросить прощения. – Волколак подставил шею, чтобы обережница застегнула науз, а потом буркнул: – Идём в дом. Завтра вставать рано.
Лесана пошла следом. Ей было разом и стыдно, и любопытно: как, откуда?
Больше в тот вечер они не сказали друг другу ни слова.
* * *
Нынешний обоз оказался небольшой: всего четыре телеги. Лесана, Лют и Тамир устроились на последней. Как ни боролась обережница с собой, но выбросить бусы у неё не поднялась рука. Поэтому украшение висело, где и положено: на шее хозяйки поверх льняной, небогато вышитой рубахи.
Лесана корила себя за малодушие, но всё-таки наступила на собственную совесть. Бусы были очень красивые. Именно о таких она тайком грезила первые годы жизни в Цитадели.
Дорога тянулась. Монотонно мелькали деревья. Пахло весной. Жаль, солнце спряталось, и по небу неслись серые тучи. Быть дождю.
На ночлег остановились засветло. Развели костёр, поставили похлёбку.
Взялся накрапывать дождь.
– Лесана, – позвал Лют. – Выведи меня.
– Что ещё? – спросила обережница. – Темнеет уже.
– Выведи. Надо.
Девушка повернулась к Тамиру.
– Мы недолго.
Колдун задумчиво кивнул. Нынче с утра он выглядел так, словно производил в уме сложные подсчёты. Но резу подновил. Лесана за этим следила. Она спросила его, что не так, но Тамир ответил только:
– Маетно. А отчего – не пойму.
Будто ей не маетно.
Они с Лютом отошли подальше от обережного круга. Как только место привала и спутники скрылись за деревьями, и лишь огонёк костра поблёскивал за стеной чёрных стволов, девушка спросила:
– Чего ты?
– Разреши перекинуться, – попросил Лют. – В груди печёт. Боюсь, не вызвериться бы.
Лесана вздохнула.
– Недолго только. Ладно?
Волколак кивнул.
Перекинувшись, он навернул пару кругов между деревьями, покатался по земле. Несколько раз встряхнулся. Ещё побегал.
В лесу становилось всё темнее. Сопутчики могли заметить столь долгое отсутствие. Тамир, конечно, выгородит, но всё одно пора возвращаться.
– Лют, – позвала Лесана. – Нам пора.
Оборотень перекинулся и, улыбаясь, направился к ней.
– Посмотри-ка, – сказал он, подходя к обережнице и протягивая ей несколько веток не то бузины, не то лещины.
Девушка подалась вперёд.
– Что?
– Листья проклюнулись, – ответил Лют.
Лесана наклонилась, чтобы разглядеть раскрывшиеся клейкие почки, но в этот самый миг тонкие ветви взвились.
Лют стегнул наотмашь: хлёстко, с оттягом.
От обжигающей боли потемнело в глазах. Обережница задохнулась, однако, даже ослепнув, не забыла вбитую за годы науку. Метнулась на звук.
Полыхнул дар. Но пленник извернулся ужом и врезал противнице ногой под колено. Лесана полетела наземь, стремительно перекатилась, уходя от удара по рёбрам, и вскочила. Сквозь пелену слёз она успела разглядеть стрелой нёсшегося в чащу зверя, почти наугад метнула вслед ему нож, а сама скорчилась на земле, прижав ладони к глазам. Дар унял боль, вернул зрение. Вот только драгоценные мгновения были потеряны.
На лес опустилась ночь. Волк исчез в чаще. И нож обережница потеряла.
* * *
Дурища! Вот как есть дурища! От бессильной злости Лесана врезала ногой по толстой сосне. Облегчения это не принесло и досаду не заглушило. Удар кулаком по могучему стволу тоже не принёс облегчения. Лишь костяшки ссадила до крови. Из груди рвался яростный вопль, но девушка изо всех сил душила его.
Дурища!
К месту привала она вышла злая, как Встрешник, и с таким лицом, словно готова убить любого, кто попадётся на пути. Старший обоза хотел было спросить, что стряслось, но ратоборец тронул его за локоть и покачал головой.
Ни на кого не обращая внимания, Лесана подошла к своей телеге, выдернула из-под кожаного полога котомку с вещами и остервенело рванула верёвку, стягивавшую горловину.
Чёрная рубаха, чёрные порты, чёрная верхница.
– Охолонись. – Тамир перехватил Лесанину руку. – Охолонись!
Его ладонь была сухой и холодной. Как у старика.
– Ушёл, – глухо сказала девушка, не глядя колдуну в глаза. – Упустила я его. Понимаешь?
– Не дурак вроде. Уймись.
– Я! Его! Упустила! Он знает столько всего… Серый с распростёртыми объятьями встретит. Вот же я дура Хранители прости! – Лесана ткнулась лбом в бортик возка. – Вот же дура-то…
– Не поспоришь.
Девушка задыхалась, вжимаясь в иссохшие доски. Что натворила? Всё и всех поставила под удар.
– Из Елашира нужно сороку отправить в Цитадель, – глухо сказала она. – И переоденусь завтра. Надоело притворяться.
Тамир кивнул. Видать, и ему надоело.
К ним подошёл Дёжа, обозный ратоборец. Молодой невысокий парень, русоволосый и темноглазый.
– А этот где? – Он неопределённо кивнул в сторону тёмной чащи.
– Нету, – ответила Лесана. – Убёг.
Вой покачал головой и посмотрел на девушку с жалостью. От этого взгляда ей захотелось взвыть так же, как некогда Лют.
А чего выть? Виновата!
Тамир забрался в телегу спать. А Лесана ещё долго сидела у камелька, обдумывая случившееся и безуспешно борясь с выедающим изнутри чувством вины.
Утро принесло с собой туман и сырость. Воздух был волглый и гулкий. Ночью прошёл дождь, дорога раскисла. Да и новый день не обещал ни солнца, ни тепла. Ну и весна нынче…
Лесана, вопреки давешнему желанию, не стала переодеваться. Устроилась в телеге, завернувшись в кожаную накидку, да так и просидела до самого вечера. В последующие дни пути захолодало, с неба сыпалась нудная морось, отчего на душе у обережницы становилось всё сумрачнее.
День приезда в Елашир




