Страж Ордена - Никита Васильевич Семин

Эффект был ошеломительным. У всей толпы разом вырвался крик — единый, слитный вой стада, увидевшего волка. Люди, топча друг друга, в панике бросились врассыпную. Женщины визжали, дети плакали. Матвей, зачинщик, рухнул на землю, загребая руками пыль, пытаясь отползти.

Молодой отец Тихон в ужасе попятился, его рука судорожно сжимала крест. Исидор застыл на месте. Его бледное, аскетичное лицо превратилось в маску холодной, праведной ярости. Он увидел то, что ожидал увидеть. Неопровержимое, материальное доказательство.

Демоны. Демоны, которые служат этому человеку.

* * *

Когда мы вернулись из леса, нас встретила мертвая тишина и взгляд отца Исидора. Взгляд, в котором я был уже осужден, приговорен и мысленно сожжен на костре.

Исидор встретил меня у ворот, и взгляд его был тверже и холоднее стали.

— Демоны, — произнес он тихо, будто боясь осквернить воздух этим словом. — Демоны стерегут твой порог, Михаил. Какие еще нужны доказательства твоего сговора с нечистым?

Я устало вздохнул. Объяснять что-то этому фанатику было все равно, что читать лекцию по баллистике стаду баранов. Но попытаться стоило. Хотя бы ради приличия.

— Отче, — сказал я, — то, что вы видели — не демоны, а сторожа. Механизм, если вам так будет понятнее. Который, кстати, сработал безупречно. Он отреагировал не на вашу святость, а на злобу и ненависть, что принесли с собой некоторые из вашей… паствы.

— Ересь! — отрезал он. — Ты пытаешься облечь черную магию в слова науки! Я требую, чтобы ты немедленно предстал перед нашим судом!

Я посмотрел на Верхотурова. Тот чуть заметно кивнул, давая понять, что пока подержит ситуацию под контролем. Рядом с ним стоял граф Шувалов, наблюдая за сценой с холодным, аналитическим любопытством.

— Я готов к любому суду, — ответил я. — И к любой проверке. Хотите снова поить меня святой водой? Пожалуйста. Я даже могу ей умыться, если это вас успокоит.

Исидор на мгновение растерялся от такой наглости.

— Проверки бесполезны, когда доказательства налицо!

— А что, если я докажу, что эти «демоны», как вы их называете, находятся под моим полным контролем? — я пошел в атаку. — Что я подчинил их себе силой, данной мне отнюдь не Дьяволом, чтобы они служили не злу, а защите?

И, не дожидаясь его ответа, я провел эксперимент. Попросил одного из младших священников подойти к воротам с молитвой. Тот, дрожа и крестясь, сделал несколько шагов. «Страж» молчал.

— А теперь, — я обернулся к толпе, где в задних рядах все еще жались перепуганные Матвей и Гришка. — Матвей! А ну-ка, подойди. И вспомни, как сильно ты желал мне «добра» раньше. Подумай об этом хорошенько.

Парень позеленел, но под суровым взглядом Вяземского не посмел ослушаться. Он сделал робкий шаг вперед, и его лицо исказилось от злобы и страха.

В тот же миг тень на заборе шевельнулась. Бесшумно, плавно, она вытекла из досок, раздуваясь в бесформенное, кошмарное облако. Матвей взвизгнул и отпрыгнул назад. Тень так же плавно втянулась обратно.

— Как видите, — сказал я в наступившей тишине. — Механизм реагирует на угрозу. И только на нее. На людскую злобу и желание причинить вред. Если вы опрашивали людей, то знаете, что Матвей уже пытался сжечь мой дом. Вот от таких «Матвеев» и нужны сторожа. А теперь, отцы святые, прошу в мой дом. Я покажу вам, что прячется за этим забором.

Колеблясь, но подталкиваемые любопытством и властным взглядом Шувалова, они вошли во двор. «Стражи» молчали. Я распахнул дверь в свою мастерскую.

Для них это был прыжок в другой мир. В мир, где не было ни печи, ни лучины. Вместо этого в стенах тускло светились оранжевым теплые панели. Под потолком висела паутина медных проводов, сходившихся к большому глиняному горшку в углу, который тихо, утробно гудел. На верстаке лежали диковинные инструменты, а на кухонном столе — плоский, черный камень-жаровня, от которого исходил ровный жар от недавнего использования.

Священники замерли, растерянно оглядываясь. Их мир, простой и понятный, рушился на глазах.

— Это… что? — прошептал отец Серафим, указывая на отопительную панель.

— Обузданное тепло, — ответил я.

— А это? — спросил уже Шувалов, указывая на проводку. Гм, а этот господин-то непрост, ой как непрост! Знает, куда и на что посмотреть! Его интересовала не теология. Его интересовала технология.

— Обузданная молния, — сказал я. — Прирученная сила, которая служит человеку. Как и те «демоны» за забором. Все дело лишь в умении управлять.

Исидор молчал. Он ходил по дому, касаясь пальцами теплых стен, глядя на ровный свет «ламп», и на его лице была печать глубокой, мучительной работы мысли. Он пытался вместить увиденное в свою картину мира, но она трещала по швам.

Шувалов же задавал вопросы. Короткие, точные, можно сказать — профессиональные. «Какой радиус действия у стражей?», «Источник питания автономен?», «Возможно ли воспроизводство этих… панелей… в промышленных масштабах?». Он видел не колдовство. Он видел потенциал. И опасность.

Когда импровизированная экскурсия по дому чудес закончилась, отец Исидор, окончательно сбитый с толку и, кажется, даже несколько подавленный, принял единственно верное для него решение.

— Случай ваш… сложен и неоднозначен, — произнес он, тщательно подбирая слова. — Мы не нашли в вас и ваших делах явной ереси или признаков служения злу. Но и благословить такое мы не вправе. Я доложу обо всем в Синод. Пусть решает он.

С этими словами он и его помощники, вежливо откланявшись, удалились, оставив за собой шлейф растерянности и запаха ладана. Деревня, а вместе с ней и весь уезд, на время были оставлены в покое.

Во дворе остались лишь мы четверо: я, Верхотуров, Вяземский и молчаливый, наблюдательный граф Шувалов.

Глава 22

Когда скрип колес кареты «инквизиторов» затих вдали, а разочарованные деревенские — кто несостоявшимся аутодафе «колдуна», кто — отсутствием спецэффектов, обычно сопровождающих визиты ко мне такого рода, неохотно расползлись по своим избам, граф Шувалов вдруг подошел ко мне. Господин этот до сих пор держался в тени: не задавал вопросов по моему происхождению или провокационного типа, не вызывал свидетелей, и даже никак не обозначал свою позицию по моему делу: только ходил молчаливо за попами и за всем наблюдал. Человек невнимательный мог бы принять его за «статиста», ничего не решающего мелкого чиновника, совершенно незаинтересованного в расследовании и лишь «отбывающего номер». Но я сразу