Варяг III - Иван Ладыгин

Пожалуй, ночь он проведет именно с ней. Нужно же как-то снимать давящее бремя власти. Мысль о том, чтобы сломать эту хрупкую волю и согреть ею свою холодную постель — была сладкой и неотступной.

В этот момент один из его хускарлов наклонился к его уху, нарушив сладостные планы.

— Ярл… ваш отец… — прошептал он. — Ему стало значительно лучше. Слишком хорошо. Сегодня днем, когда меняли стражу, он попытался бежать. Уговорил двух молодых стражников, сулил им золото, земли и милость Лейфа, если те помогут ему добраться до Буяна.

Торгнир поморщился, словно от внезапной боли под ложечкой.

— И что? — спросил он тихо, чтобы не слышали сидящие рядом подвыпившие хёвдинги.

— Один из наших парней, новый, с горячим нравом… он не стал церемониться. Сильно ударил старого ярла. В лицо. Сломан нос, я думаю. Зубов, наверное, лишился. Сейчас оба стражника в яме, а старик под замком, под усиленной охраной. Ведет себя тихо. Смотрит в стену.

Торгнир медленно поставил кубок на резной подлокотник трона. Гнев подступил к горлу, требуя выхода. Но он сдержал его. Вдавил обратно, вглубь, превратив в ледяную глыбу.

— После пира, — сквозь стиснутые зубы произнес он, — приведи ко мне этого ретивого стражника. Я поговорю с ним лично. Объясню, чем чревата излишняя… самодеятельность. Мой отец — не обычный пленник. С ним нужно обращаться… бережно. Он все еще ярл Альфборга по крови. И мой отец!

— Будет исполнено, ярл.

Хускарл отступил, растворившись в тени колонн. Торгнир снова взял кубок, но вкус меда стал отдавать желчью и пеплом. Мысль об отце, старом и сломанном, но все еще опасном, все еще способном влиять на умы даже из заточения, отравляла все удовольствие от пира. Он уже собрался было грубым жестом подозвать к себе дрожащую рабыню, чтобы забыться в ее молодой плоти, как вдруг тяжелая дубовая дверь в зал с грохотом распахнулась, ударившись о каменный косяк.

На пороге возник запыхавшийся человек. Его одежда была в грязи и порвана в клочья, волосы слиплись от пота и дорожной пыли, но глаза горели лихорадочным, торжествующим возбуждением. Разведчик. Лучший из тех, кого Торгнир отправил следить за буянскими берегами.

Гул в зале стих, сменившись настороженной тишиной. Все взгляды устремились на вошедшего.

Торгнир медленно, с подчеркнутой, почти ритуальной величественностью, поднялся с трона. В его позе была театральная мощь, рассчитанная на публику, на будущие саги.

— Говори! — его голос властно разнесся под закопченными сводами и вызвал легкое, угрожающее эхо.

Разведчик, тяжело дыша, склонил голову в почтительном поклоне.

— Ярл! У меня прекрасные новости! Вести с Буяна! Бьёрн Веселый пал! Весь его род вырезан под корень! Харальд Прекрасноволосый, потрепанный и битый, бежал с остатками своего флота на запад! Буянборг победил, но полегло там викингов — не счесть! Город лежит в руинах, раненых — больше, чем здоровых! Они едва держатся на ногах от усталости и горя!

Торгнир замер на мгновение. Затем на его лице расплылась широкая, торжествующая улыбка. Он поднял свой кубок высоко над головой.

— Друзья мои! Братья! Альфборгцы! — его голос загремел неподдельным ликованием. — Слышите⁈ Слышите эту музыку, что нам принесли⁈ Это значит, что наше время пришло! Бьёрн, который зарился на наши земли, который считал себя хозяином этих вод, — мертв! Харальд, который мечтал склонить нас на колени, — бежал, как побитая собака, поджав хвост! Их силы сломлены! Перемолоты в крошку! И это — наш шанс! Наш великий шанс!

Он обвел взглядом зал, встретившись глазами с каждым хёвдингом, с каждым воином. В его глазах мелькнула уверенность и обещание добычи и славы.

— Это шанс взять под контроль весь остров! Шанс стать по-настоящему сильными! Свободными! Не быть ничьими вассалами! Не платить никому дань! Надеюсь, никто из вас больше не сомневается в моей проницательности⁈ Все, что я делал — мой переворот, моя твердая рука — все это было ради величия Альфборга! Ради вас! Ради ваших детей!

Он сделал паузу, набирая воздуха для финального, решающего удара. Зал замер в напряженном ожидании. Даже пламя факелов, казалось, перестало колыхаться.

— И завтра… С ПЕРВЫМИ ЛУЧАМИ СОЛНЦА, МЫ НАЧНЕМ ПОДГОТОВКУ К ВОЙНЕ!!! И ВСКОРЕ ОТПРАВИМСЯ ЗА ДОБЫЧЕЙ! ЗА СЛАВОЙ! ЗА ВЛАСТЬЮ! ЗА ВЕЛИКИМ АЛЬФБОРГОМ, КОТОРЫЙ БУДЕТ ДЕРЖАТЬ В СТРАХЕ ВСЕ ПОБЕРЕЖЬЕ! СКОЛ!!!

Пиршественный зал взорвался. Сотня глоток выкрикнула в унисон. Кубки с размаху бились о дубовые столы, мед и пиво лились рекой, заливая дерево, одежды и соломенный настил. Грохот был оглушительным, своды дрожали, с потолка сыпалась пыль.

— СКОЛ! СКОЛ! СКОЛ! СЛАВА ТОРГНИРУ! СЛАВА ЯРЛУ АЛЬФБОРГА!

Торгнир стоял, впитывая эту прекрасную музыку. Он смотрел на ликующие, искаженные жадностью и хмелем лица, на поднятые кубки, на сверкающие глаза своих воинов. Он был на вершине. Все складывалось так, как он и планировал. Путь к трону всего острова был открыт. И он первым, пока другие зализывали раны, сделает этот решительный шаг. Он улыбался. Широко и победоносно. Вскоре Альфборг обязательно возьмет свое, и отец будет гордиться им!

Глава 3

Сознание возвращалось нехотя, словно выныривало из древесной смолы. Первым пришло чувство глухой и размытой ломоты во всем теле. Затем — холодный липкий пот на затылке и огненная нить боли в ноге.

Я лежал на широком ложе в покоях Бьёрна. Полуденные лучи солнца, пробивавшиеся сквозь щели в ставнях, били мне прямо в глаза и заставляли жмуриться.

Я проспал целые сутки. Цикл дня и ночи. И никто не посмел меня потревожить. Не посмел или… понял. Понял, что чаша переполнена, что ресурсы даже «Дважды-рожденного» не безграничны.

С трудом усевшись с краю, я почувствовал, как боль вонзилась в виски. Слабый, но противный озноб пробежал мурашками под кожей. Меня лихорадило… Слабенько, но предупреждающе…

Я принялся осматривать свои раны. Повязка на икре сочилась желтовато-кровянистым пятном. Запястье, поврежденное в схватке с воином Харальда, распухло и горело, как раскаленный уголь.

Я размотал пропитавшиеся потом и сукровицей тряпки и сморщился от противного запаха. Промыл раны остатками кипяченной воды из глиняного кувшина, стоявшего на табурете. Потом достал из-под подушки маленький, тщательно завернутый в ткань сверточек — мой личный неприкосновенный запас полезностей: мед, смешанный с толчеными травами, ивовая кора и клюквенная кашица.

Я сдобрил раны медом и клюквой, затем перевязал их свежими лоскутами, сорванными с края простыни. Движения были выверенными, автоматическими. Уже давно успел набить руку.

А когда я принялся старательно пережевывать ивовую кору, скрипнула дверь. В проеме, окутанный утренним