Маг – хранитель Слова - Вячеслав Теркулов
Ансельм вскочил, установил верстатку в пресс. Приготовил лист бумаги.
– Где краска?
Квентин не знал.
Начали искать. Безрезультатно. Краски не было нигде.
– Может, он её выпил? – высказал предположение Ансельм, кивая на спящего кота.
– И так безмятежно храпит?
– А что ему сделается?
– Ну, самое малое, несварение желудка, а если подумать, то и отравление может быть.
– Так он же кот.
– По-твоему коты пьют типографскую краску? Это же не настой валерианы…
– Он же не простой кот, а волшебный. Может, отрава его не берёт.
– Разбуди и спроси, – предложил Квентин.
– Сам буди… – опасливо проговорил Ансельм. – Царапнёт спросонку, а нам потом кишки по полу собирай.
– Я понял! Ты предпочитаешь собирать мои кишки! – рассмеялся де Грие.
– А ты его шпагой потыкай. Издалека.
– Тыкать в котов шпагами запрещено законом! – не открывая глаз, совершенно отчётливо проговорил Теодор.
– Где краска? – воспользовался случаем Ансельм.
– Никакой краски не видел… Никого не трогаю… Сплю спокойно. Ложитесь и вы.
Кот свернулся огромным клубком, накрывая голову хвостом.
– Это немыслимо… – прошептал Ансельм. – Работа остановилась из-за какого-то пушистого лентяя. Что мы скажем госпоже Аделине?
– Тебя так волнует, что ты ей скажешь? – Квентин присел на табурет, закинул ногу на ногу. – Меня вот совсем не волнует вся эта мутная история. Я не понимаю, зачем ей понадобились твои стихи. Да ещё отпечатанные. Да ещё и в единственном экземпляре. Ты не думал, что, заполучив книгу, она сотрёт тебе память?
– По-моему, ты сгущаешь краски, но один вопрос меня всё-таки очень волнует… – Ансельм тоже присел, взял в руки лютню, но трогать струны не спешил.
– Какой же?
– Что она собирается делать с книгой? Для каких целей она ей нужна? Рассказывать о магии слова можно много и долго, но любую магию можно применять как во благо, так и во вред.
– Хорошие вопросы ты задаёшь. Правильные. Я вот подумал о том мире, в который мы случайно угодили. Там мы впервые увидели Аделину. И она спросила о книге. Помнишь?
– Конечно, помню. Тот мир не идёт у меня из головы. Он даже часто снится мне. Мне кажется, этот венок сонетов я написал о нём. Хотя, кто может сказать, о чём именно ты пишешь, когда в голове смешиваются образы, обрывки сновидений и бытие, окружающее тебя? – Он вздохнул и прочитал поп памяти:
Там если любят – любят навсегда,
Там вечность разливается по чашам.
Так каждый день пленителен и страшен,
И не поймёшь, в чём радость и беда.
Мы говорим на разных языках:
На нас привычно чёрные одежды,
И мы забыли всё, что было прежде,
И города рассыпавшийся прах
Стучится в сердце. Только лишь она,
Исполненная страсти и вина,
Ротондою укутывая плечи,
Пленительна, как тысяча блудниц.
И, глядя на придворных, павших ниц,
Она сказала: наступает вечер.
– Я ни мгновения не сомневался, что твои сонеты связаны с этим миром. Вот только зачем они Аделине?
– Хотел бы я это знать…
Они помолчали. Ансельм взял сложный аккорд, поморщился, принялся крутить колки, пощипывая струны.
– Знаешь, – сказал он, немного погодя, – я бы хотел ещё раз туда попасть. Любопытно же узнать, чем у них там закончилось?
– Если закончилось…
– Да хотя бы узнать, как идут дела. Что их война? Затихает или усиливается? Если бы только магию слова можно было использовать, чтобы закончить все войны.
– А вдруг, можно?
– Хочешь сказать, что мои сонеты…
– Не обязательно твои. Думаю, у них там тоже есть поэты. Да точно есть! Вон у Пушкина кличка была в честь великого поэта древности. Вроде нашего Теофила де Шато-Бонеми. Значит, умеют там со словом работать.
– Вот бы познакомиться с кем-то или хотя бы просто увидеться.
– Мне кажется… – начал Квентин, но тут дверь распахнулась.
На пороге стояла Аделина.
– Что это у вас за дневной отдых? – сразу нахмурилась она, став ещё красивее.
– Говорят, – усмехнулся Квентин, – что в южных провинциях Империи есть замечательная традиция, корни которой уходят в глубокую древность и освящённые веками обычаи предков. После обеда нужно поспать.
– Кто говорит?
– Священное и всеми уважаемое животное, – поэт кивнул в сторону лавки с посапывающим котом.
– Ах, вот оно что… Вот он сейчас у меня получит, – Аделина перешла на шёпот, знаком призывая Ансельма и Квентина соблюдать тишину, чтобы не испортить раньше времени удовольствие. – Поставьте в надёжное место, – она протянула тяжёлую бутылку из тёмного стекла.
– Это что?
– Краска для печати.
– Да? – удивился Квентин. – А мы обыскались. Хотели попробовать сами.
– Сами? Хвала Великим Силам, что я не принесла краску раньше! Думаете, я просто так поручила работу этому жирному и пушистому лентяю? Нет! С ней нельзя работать без особых предосторожностей. Малейшая ошибка – смерть! Долгая и мучительная смерть!
– Ничего себе… – протянул Квентин, уже взявший в руки бутылку. – А через стекло…
– Стекло защищает надёжно. Но не вздумайте ронять!
– Из чего же эта… краска? – спросил Ансельм.
– Там много ингредиентов. Свинец и мышьяк – самые безобидные. Немного крови василиска делают краску практически вечной – она не будет выцветать. Желчь кельпи отгонит…
– Кого?
– Кельпи. Это не из вашего мира. Водяной дух, принимающий образ лошади с плавниками вместо копыт.
– Что за уродство? – возмутился Квентин, любивший лошадей и считавший себя неплохим наездником.
– Почему же уродство? – возразила Аделина. – Кельпи весьма красивые. У них своеобразная красота, к которой нужно привыкнуть. Так вы уберёте бутылку поглубже в какой-нибудь сундук? И советую прижаться к стенам – сейчас здесь будет маловато места.
Друзья отступили под защиту мебели, которая выглядела покрепче. Квентин осторожно поставил бутылку в один из сундуков, закрыл крышку, для надёжности уселся сверху.
Аделина подхватила веник, стоящий в углу, на цыпочках, стараясь шагать беззвучно, подобралась к спящему Теодору и с размаху огрела его поперёк спины.
С оглушительным воплем кот взвился к потолку, вздыбив шерсть и выпуская дюймовые когти.
– Не нравится?! – воскликнула волшебница. – То ли ещё будет!
Едва приземлившись на лавку, Теодор получил веником по носу. Отчаянно мяукнул, кинулся в сторону, врезался в стол.
– Получай! Получай!
Удары сыпались один за другим.
– Древнее и неприкосновенное, говоришь? Вот я к тебе прикоснусь!
Кот попытался забиться под лавку, но позабыл, что в холке почти три фута и просто не поместится туда.
– Получай! Лентяй! Обжора! Бездельник!
– Простите, госпожа! – Теодор, спасая голову от веника, попытался втиснуться между массивным сундуком и дубовым шкафом, застрял, от чего голос его звучал глухо и
