Тени двойного солнца - А. Л. Легат
Мы кругом обошли старуху Льен – единственную преграду между мной и могильщиком.
– А остальное мне неведомо! – осторожничал он, укрываясь за другой стороной стола.
Мне захотелось показать, с какой силой разгневанная женщина может всадить тупой походный нож в человека. К тому же он лежал совсем неподалеку – на углу. Пальцы нащупали рукоять.
С дальнего угла послышались шаги с отзвуком металла.
– Я же сказала не беспокоить нас!
Бряц-бряц. Потерянный и виноватый, возле тела бакалейщика появился Джереми.
– Миледи, – склонил голову пес, – господин Коул просил передать вам, что…
Так скоро? Сегодня? Через час?..
Что-то теплое и давно забытое всколыхнулось в груди. Я бросила нож в сторону могильщика и уже направилась к лестнице.
– Подумай еще. Подумай как следует, – бросил Вуд врачевателю, придержав дверь сапогом.
* * *
Место нашей встречи обходили стороной.
Не меньше двадцати псов окружили палисадник в Волоке. Поланцы, воснийцы, два южанина… Когда мне было шесть, я не могла уединиться в саду даже по малой нужде: десятки глаз неотрывно следили, куда я бреду, дышу ли я и не пора ли обедать. Стояли псы у арки с розами, сидели на ступенях к дому, глазели с балконов и из-за ставней. Наверняка какой-нибудь стрелок еще сидел на самой крыше и нянчил арбалет.
Столько вооруженных мужчин всегда пугали нежных барышень из высоких домов Крига. Я часто думала: не по той ли причине меня сторонились? И не потому ли у меня так и не появилось подруг? Вооруженные мужчины стали моей тенью, дышали в спину. Стая цепных псов. К страху привыкаешь, когда он каждый день тащится за тобой по пятам. А может, я куда лучше обращалась с псами, чем с людьми. Знала их повадки.
Простая наука: брось каждому из них пару монет, и он кинется на своего соседа, будь они трижды друзьями.
– Едут, – хрипло подметил поланец с копьем.
Я увидела карету, обляпанную дорожной грязью, с подмерзлой соломой в колесах. Экипаж остановил двойку скакунов, и меня могло бы обрызгать бурым снегом, но я все равно подошла слишком близко, точно привороженная. Дубовый остов, дверца с резьбой, знакомый запах. Дверь открыли снаружи, и на порожке появился укрепленный сапог. Неловко нащупал опору. Затем рядом появился второй, и из темного проема высунулся… дряхлеющий старик. Цепь на моей шее показалась тяжелее.
«Отец», – вертелось у меня на языке, но я не смогла произнести это слово.
Нет сомнений, что это был именно он: глава семейства Коул.
Дорога измочалила его. Сеть морщин пролегла возле светлых глаз, и казалось, они вот-вот потускнеют. Дорогой дело не обошлось. Время изувечило сухие кисти рук, которые не знали тяжелого труда. Эти когда-то крепкие руки поднимали меня вверх, к самому потолку. Там я думала, как вот-вот смогу пройти по воздуху, прошагать вокруг опорных балок, намотать на палец ту надоедливую паутину в верхнем углу. И верхний угол казался тогда нижним, а весь мир – маленьким и понятным.
Теперь руки отца мелко дрожали, и он мог выронить ложку, не то что удержать мой вес.
– Сьюзи!
Вымученная улыбка появилась на его лице. Он потянулся ко мне, чтобы обнять, но неловко пошатнулся, зацепившись за что-то больной ногой. Я подставила ему руку и крепко обхватила второй, приняв часть веса на себя.
– Ах, что же ты, бельчонок, – он махнул ладонью, покачнувшись. – Я еще не так стар…
– Вы плохо выглядите, – я крепче сжала его предплечье, – что говорит Мельцер? – На меня поднялись усталые глаза с красными прожилками возле уголков. – О, должно быть, он только и делает, что говорит! Никакого толку от этого пустобреха. За что вы ему платите, отец?
Он то ли закряхтел, то ли вздохнул от досады. Мой локоть держал его, точно крючок – ослабшую рыбу. Смотреть на его упрямство и ложную молодцеватость было почти невыносимо. Мы двинулись по широкой тропинке вглубь палисадника.
– Боюсь, против старости нет снадобья, – будто виновато пошутил отец и снова вытер лоб свободной рукой. – Как бы мне ни хотелось поколотить Мельцера, стоит признать: свое дело он знает. И не имеет привычки лгать, что в наши времена стоит дороже золота…
Мы шли вдоль осеннего сада, приминая ногами погибшие листья. Шурх-шарх – подволакивал ногу отец. С того дня, как напали на него у резиденции, ноющая боль не уходила: казалось, под шрамом продолжает ветвиться железо, выворачивая стопу к своей соседке, рождая страшное, однобокое косолапие. От этого тоже не было снадобья, только пустая брехня Мельцера и столь же нелепые его утешения.
Шурх-шарх. Отцу полагалось гулять, а я была его палачом в этот день. Надсмотрщиком, почти дознавателем. Сеть морщинок на его лице стала глубже – после дороги каждый шаг отдавался болью.
Сколько раз мы еще сможем выйти вот так, погулять в чужом саду, на разоренных землях?
– Вы мало гуляете.
– Время, бельчонок. Время. – Задумчиво сказал он, часто вдыхая носом. – Дела не решаются сами собой, пока я наслаждаюсь видами яблонь или цветущей вишни.
Я поискала взглядом фруктовые деревья. Осень раздевала леса. Когда в последний раз я видела, как они цветут? И чем цветы яблони отличны от вишневых, грушевых? Все ли фруктовые деревья красивы по весне? Казалось, это совсем иная жизнь, иные заботы. Теперь это не имело значения. Я собираю иные плоды: все, чем плодоносят разорившиеся графы, проигравшиеся сержанты, алчные рыцари Восходов. Знаю, как расцветают они, едва получив нужную сумму или выпросив ссуду, еще не представляя, что придется отдать и как скоро наступит другой сезон, пора возврата, пора увядания. И не останется у них ничего, кроме вялых опадающих листьев.
Я вспомнила Венира и крепче прижала руку отца. Украдкой взглянула на его плечо. Когда я доросла до него, я не знала, что к замужеству уже обгоню отца в росте на половину ладони. Сейчас, сгорбленный, он был ниже меня сразу на две.
– Как он выглядел, Сьюзи?
Я вздрогнула. Сморгнула набежавшие слезы так, чтобы отец их не заметил.
– Тот человек, – настаивал отец.
Багряные листья разлились по дороге грязными бурыми пятнами, подобно луже у тела старухи Льен. Я повела плечами и завела вторую руку под теплую шерсть плаща.
– Большой безволосый разбойник с длинными руками, а глаза – как у мертвеца.
Я запнулась. Показалось на миг, что отец вздрогнул. А может, тому виной старая рана?
– Представился Густавом, но я не поверила. Вы знакомы? – чуть склонив голову набок, я неотрывно следила за каждой тенью на его лице.
Отец не смотрел мне в глаза и не был
