Тени двойного солнца - А. Л. Легат

– Что? О, нет, нет, – он нелепо отмахнулся и покачал головой. – Нет. Спрашивал ли он… о чем-либо?
Я стиснула зубы.
– Только пожал мне руку и оплатил долг графа. – Я решила добавить: – Густав носил перчатки, я не разглядела ме…
– Пожал руку, – эхом повторил отец. – И что граф?
– Убрался транжирить деньги дальше. Если те у него остались. – Я подняла плечи, чтобы согреться.
– И ты ничего не сделала по этому поводу?..
Отец посмотрел мне в глаза с такой строгостью, что стало холоднее.
– Я отправила старуху Льен по следу Густава.
Желваки заиграли на его сухом лице. Я начала оправдания:
– И…
– И она мертва, как я слышал. – Я отвела глаза. – Сколько раз мы говорили – осторожно, без спешки, шаг за шагом…
Без спешки! Скоро мой отец не сможет ходить без посторонней помощи.
– Время против нас. Вы знаете, Волок едва оправился после войны. Всем нужны деньги, но мало кто готов их возвращать. Венир был единственным, кто…
– Сьюзи. Сьюзи, – отвлек он меня. – Черт с ним, с Волоком. Что было – то было. Венир от нас не уйдет. Я хотел поговорить о другом. Ты нужна в Криге.
Я почти взвыла от досады. И почему рядом с родней так сложно держать лицо?
– Разве моих братьев мало? Разве же не вы говорили мне, что новые возможности там, где нет порядка? – Я обернулась и вдруг поняла. – Постойте. Вы… вы боитесь его! Человека с длинными руками. Густава. Вы знакомы! И не отпирайтесь, ни в коей мере! – Я повысила голос: – Мне не десять! Выкладывайте. Сейчас же все выкладывайте, или…
Ноша стала тяжелее.
– Ох-х… – закряхтел папа и упал на одно колено.
Я не успела удержать его. Наклонилась, беспомощно встала рядом, и руки задрожали. Отец держался за сердце и жмурился, хрипло дыша.
– Вам плохо?..
Конечно, ему плохо, безмозглая ты белка!
– …Мельцер, – я обернулась в сторону кареты. – Я тотчас позову его…
– Нет, – отец с силой вцепился в мою руку. – Останься. Уф-ф. Скоро… скоро все пройдет.
От моей злости не осталось и следа. Отец не выглядел хуже: он давно был плох. Но сердце? Если это и был трюк, грязный трюк, – как же в нем упрекнуть старого человека?
И почему мы столь бессильны перед теми, кого любим?
Мне стоило спросить про маму. Про страх перед лысым человеком, которого потеряли беспризорники. Про связь со смертью Льен. Но я стояла и не могла проронить ни слова, пока отец не раскрыл глаза вновь.
– Вам лучше, папа? – мой голос выдал меня.
– Ох… Уф… Потихонечку.
Он сам взял меня за руку. Сам попросил помощи, чтобы подняться. И сам опирался, когда мы продолжили прогулку.
Мы шли, и больше отец ни о чем не спрашивал, погрузившись в раздумья. Он нашел все ответы. Сквозь тонкий шлейф хвойного масла пробивался стойкий запах старости, дряхлости, увядания. С каждым годом я ждала наших встреч все больше, и притом боялась их. Неопрятность в одежде, затуманенный взгляд, который раньше был вдумчиво-острым. Я смотрела на отца, этого грозного человека, и все меньше узнавала его. Сколько еще времени ему подарит судьба? Сколько времени осталось у меня?
Его голос прозвучал столь неожиданно, что я дрогнула:
– Неделю назад хоронили Уилла.
Он умел переводить тему, как никто другой. Я сделала вид, что удивилась.
– Да?..
Отец вздохнул:
– Я понимаю, этот брак… Но, Сьюзи, его семья!
Семья? Наши партнеры, не более того. Их наследники получили доступ ко всем благам «Арифлии и Коул». Им не на что жаловаться.
– Ты могла хотя бы отправить ответ…
– Я, должно быть, пропустила письмо о его гибели. – Развернув послание, улыбалась целый день, оставшись вдовой.
Мы некоторое время шли в молчании, и сердце отца не беспокоило.
– Черт бы с ним, с Уиллом, – так же легко согласился он. – Мы найдем тебе достойного мужа.
Я распахнула глаза, и те заслезились сами собой от холода:
– Папа, как же можно! Я в трауре…
Мы остановились, уставившись друг на друга. Я шмыгнула носом. Отец рассмеялся первым, и я подхватила его веселье. На мгновение показалось, что все теперь будет как прежде. И нет никакого времени, нет Густава, нет ничего, что могло бы…
– Вернись к семье, – отец аккуратно пригладил ткань моей перчатки. – Малышка Сильвия плохо спит…
Но никакие слова и улыбки не изменят того, что произошло.
– Я всегда со своей семьей, – я сжала его руку крепко-крепко и боковым зрением приметила, как он поморщился. – В те дни, когда гуляю с вами в саду. В те дни, когда не разгибаю спины, сидя за бумагами в кабинете. Когда слежу за ссудами, продолжаю наш род и высылаю золото гувернерам, нянюшкам и стряпухам. Когда дважды в году посещаю могилу матери и думаю, сколь скоро мы все окажемся закопаны рядом, пока эти мерзавцы…
– Сьюзи, – выдохнул он, – мы не сможем ее вернуть, и если торопиться…
– Знаете, папа, – я сказала громче, – я часто думаю, как она там. Брошенная в ледяном гробу, под землей, среди корней поланских яблонь, на самом теплом холме Крига.
– Прошу тебя…
– Будь она жива, о чем бы думалось ей, когда убийцы ходят на свободе, грозят ее роду, а любящий муж предлагает забыться. О, должно быть, ей было бы очень горько, – я смотрела мимо отца, прямым взглядом вдоль тропы. – Но откуда же нам знать правду, когда она так давно мертва?
– Сьюзи…
– Да и положено ли мне волноваться о Дане Коул, ведь мертвецы не считаются частью нашего рода…
– Сьюзан!
Он крикнул так громко, что я разжала хватку. Отец с видимым усилием обогнал меня, преградил путь, потянулся руками к моей голове. Я позволила ему дотянуться, чуть наклонившись вперед. Он пригладил большими пальцами мои щеки.
– Прошу, услышь меня, моя девочка. – Под его носом скопилась влага. – Я не готов потерять еще и тебя.
Я склонила голову еще ниже, не в силах встретиться взглядом.
– Дай мне слово, что не наделаешь глупостей. Доверься мне. – Он высоко поднял брови, и его лицо сделалось чуть моложе. – Нам больше ничего не грозит. Ну? Иди ко мне.
Он широко развел руки, и я резко обняла его. Оттого что боялась, что он может упасть без опоры. Оттого как сильно скучала последние полгода. Оттого что хотела скрыть слезы, в этот раз – настоящие.
– Да, отец.
Жалость – точно яд. Уничтожит нас двоих.
Когда отца посадили в карету и отправили по главной улице Привозов, я подозвала Вуда. Мы стояли и провожали экипаж взглядом. Крохотный коробок из дуба уменьшился, потемнел и скрылся