Тени двойного солнца - А. Л. Легат
– Что же ты молчишь, мразь? – выдохнул я.
Почему-то слова звучали не совсем точно. Не так. Согласные, гласные, все плыло…
– Тебе не больно, гребаный камень?
Никакого ответа. Варду стоило бы пырнуть меня ножом, извернуться и вцепиться хоть зубами, хоть здоровой ладонью…
– Эй!
Кто-то схватил меня за предплечье и потащил в сторону. Я выдернул руку из хватки и обернулся:
– Да что еще, твою мать?!
Это оказался Рут. Он поднял ладони, отцепившись от меня, и быстро произнес:
– Он мертв, приятель. Мертв! Он тебя не слышит.
Я замер, сделал несколько вдохов – воздуха почему-то не хватало. Затем посмотрел себе под ноги. Вард пусто уставился в замызганный угол мастерской. Рыбьи глаза. Я дрожащей рукой коснулся своего лица. Влага, тепло. Вся ладонь осталась покрыта свежей кровью. Я понял, что дышу ртом. Голова закружилась. Кожу на лице стянула подсыхающая грязь.
– А-а, дьявол… – я запрокинул голову.
– Вам бы к лекарю, сир…
Кто это сказал? Я покачнулся, боль нахлынула резко: голову и туловище словно зажали в тиски.
– Дьявол… – прогнусавил я и попытался вытащить керчетту из ноги Варда.
Рут хлопнул меня по плечу, осторожно толкнул в сторону:
– Я разберусь. Оставь. Проваливай, пока идти можешь. – Он свистнул и попросил кого-то. – Проводи-ка. Там, через два поворота, за углом.
Я шагнул в сторону городской стены. Остановился. Туда ли мне? Куда…
Сначала передавали монеты – что-то звенело за моей спиной. Затем кто-то очень быстро нагнал меня. Я обернулся. Никого, лишь темный фасад глиняного дома.
– Сир?
Я коснулся лба рукой. Под пальцами, казалось, болел даже сам череп. Я двинулся влево – и снова не в ту сторону. Почему-то передо мной снова оказался Рут.
– Ну он тебя и отделал, – приятель не улыбался.
– Сюда, сир, – неуверенно окликнул меня гвардеец и предложил помощь.
Этого еще не хватало. Отмахнувшись, я направился в сторону голосов и к очертаниям башни. После десяти шагов по незнакомой улице я понял, что не могу идти прямо, словно набрался дешевой сливянки. Только даже от самого паршивого пойла в Криге не бывало столь дурно. Я сплюнул горько-соленую слюну под ноги.
– Осторожнее, мать твою, – огрызнулся кто-то.
Гвардеец отпихнул его в сторону.
– Обопритесь-ка, сир, – мне подставили плечо. – Вам надо.
Я помотал головой, но все равно уперся рукой в чужое плечо. Идти стало чуть легче. Прохожие тыкали пальцем, справлялись о здоровье, шутили или обходили стороной. А потом превращались в пятна. Дорога казалась бесконечной. Ноги тяжелели.
– Он точно мертв? – спросил я.
Кровь стянула кожу на горле. Я почесал его – и только больше испачкал руку. Вспомнил, что надо задрать голову: тупая ноющая боль становилась хуже.
– Да, сир. Ужасно мертв, – ответил гвардеец и придерживал меня, когда мы свернули с людной дороги. – Паршивый конец, скажу я вам…
Улыбнуться не получилось. Я убил Варда. Убил. Оставил там, в подворотне, в грязи, как он меня когда-то. Только я – жив, а он – лежит мертвее некуда.
Дома темнели. Солнце садилось? Или…
– Вот мы и пришли, – сказал гвардеец, а я никак не мог вспомнить, видел ли это лицо ранее. И нужно ли его помнить…
Гвардеец раскрыл дверь без стука. Пнул ногой, и мы без спросу ввалились в небольшой дом. Я не посмотрел на вывеску. Лекарь, бордель, курильня или питейная?
Боги, как мне было все равно.
В тесной комнате сидел всего один седой мужчина. Перед ним пустовала тарелка с грязными краями.
– Неужто не видно – я обедаю, – начал возмущаться он. Затем вскочил со своего места и схватил ложку так, будто мог ее метнуть, точно ножик. Потом распахнул глаза и медленно отложил ее в сторону, оглядев меня с ног до головы. – Ах, сир, прошу извинений. Вижу. Вижу. Усаживай, чего встал! – это уже было сказано гвардейцу.
Я рухнул на стул или ящик и тут же прикрыл рот рукой. Отдышался. Кожа на пальцах казалась белее кости. Меня согнуло, и я сплюнул желчь, кровь, бог знает что еще… В углу, за столом, широкая тень собралась, словно укутав чье-то тело плащом. Я уже видел это. Где, когда?
– О, дьявол… – прохрипел я, и меня снова согнуло.
– Кто же вас так, милорд, – фальшиво переживал лекарь.
Когда я распрямился, зрение снова вернулось. По правую руку стояло ростовое зеркало. Солнечный блик, игравший в левом верхнем углу, резал глаза. Мою голову повернули в сторону, и я взвыл.
– Ну-ну, обождите…
Зеркало отражало пыльную крохотную комнату и двух человек. Один, что постарше, отошел в сторону, и я увидел третьего. Уставившись на свое отражение, я то ли закашлялся, то ли посмеялся. Вытер глаз, заслезившийся от боли.
Рассеченная бровь, разбитый нос, губы – все в крови и ссадинах, будто моим лицом подметали щебень.
– У меня свадьба, – я задрал голову, стараясь забыть образ в зеркале, – знаете? Послезавтра…
Нет, все-таки это было смешно. Я посмеялся, прикоснулся к разбитым губам и взвыл. А затем снова согнулся от смеха. Боли. Смеха?..
– По голове хорошенько дали, да? – засуетился лекарь. Зазвенели монеты. Кажется, одну гвардеец припрятал себе. – Оно и видно. Ничего, ничего, – бормотал он и проходил то слева, то справа. Суетился. Сполоснул руки, судя по звуку. – Сейчас все исправим.
Что-то снова зазвенело. Графин? Железо? К моему лицу поднесли кружку.
– Выпейте. Все-все.
О запахе пойла я мог лишь догадываться, но вкус точно был мерзейшим. Возможно, таким пойлом угощали куртизанки, чтобы обчистить карманы до дна. От первых глотков голова закружилась еще больше.
– До дна, вот так. Ага, – издевался лекарь.
Я не морщился лишь по одной причине – от каждого движения становилось больнее.
– Обождем, торопиться тут не надо. – Лекарь все продолжал что-то говорить. Я не слушал.
«Все кончено», – думал я, разглядывая потолок. Жанетта Малор не станет иметь никаких дел с уродом. Сколько шрамов останется? Буду ли я теперь как оторва Руш? Даже перед смертью Вард отнял у меня последнее – остатки хоть какой-то красоты…
– Кусайте, – мне протянули деревяшку, обмотанную в обрывок застиранной ткани.
– О, дьявол… – только и успел прогнусавить я. На вкус тряпка была даже хуже пойла.
«Казалось, только дела мои пошли на лад – и все снова загублено, потеряно».
– Придержите-ка… вот тут. Так надо! Не плачьте, господин. Станет как было. Как новенький будете!
А потом теплые руки легли мне на лицо, пальцы обхватили нос, что-то хрустнуло и все остальное стало совершенно не важно.
VI. Судьба каждого пса
Ветеран,
