Битва на выживание - Хайдарали Мирзоевич Усманов
– Привяжите имена ко мне. На миг. На вдох.
Это было безумие – на миг стать опекуном имён. Но другого пути не было. Соён, не сомневаясь, опустила лоб на землю:
– Имя моё – в твой узел. На вдох. На жизнь не претендуй.
Ли Ён и Пэ Хва – сделали всё вслед за ней. Дрожа от страха, но добровольно. И в тот же миг перо небесного писца заскрежетало, будто его повели по камню. Чернила расплылись. “Приговор” не ложился – здесь уже была запись:
“Опека. Обет служения сети.”
Фигура заволновалась. С неба сорвалось сразу три разряда – в сердце лагеря, в накопитель за южным валом и в пустынный храм на востоке, где держал узел старый монах. Третий уровень сети заклокотал. Резервы на мгновение ушли в красную зону.
– Правый фланг – мне! – Хун Линь вцепилась в рукоять, и её меч выплюнул девять резонансных дуг. Они повели удар в холмы, где не было людей.
– Центр – я! – Соль Хва опустила ладонь, и тонкий лёд лег на огонь, превращая его в пар и свет – без взрыва.
– Восток – держу. – Прохрипел издалека монах. А за его спиной зазвенели маленькие чаши – каждое “динь” фактически съедало долю молнии.
Андрей в этот миг глотнул – не воздух, имена. На вдох – три светлых, горячих, страшно хрупких слога “Со-ён”, “Ли-Ён”, “Пэ-Хва” забились в его груди. Боль прошила позвоночник, но перо писца окончательно сломалось, распадаясь на сухой пепел. Фигура содрогнулась – и впервые отпрянула.
Удар схлынул. Не сразу – словно прилив, который всё ещё уговаривает берег отдать камни. Но схлынул. Небо закрыла тёмная створка, иероглиф погас, оставив в зените бледный шрам.
Форпост выжил. Валы обуглены, шатры подраны, у двоих бойцов на плечах – следы письмен, как ожоги. Ли Ён сидела, прислонившись к брустверу, и держалась за голову – на виске у неё выросла прядь белых волос. Пэ Хва беззвучно плакала – от облегчения и стыда, что на миг захотела сбежать. Соён поднялась, всё ещё чувствуя вокруг шеи холод невидимой петли, и поклонилась на восток, туда, где в долине пульсировал центр сети.
– Долг записан. – Сказала она тихо. – Не приговор. Долг.
В долине Андрей растёр грудь, где ещё пульсировали чужие имена. Цзяолин опустилась рядом, человеческая, бледная, но улыбнулась уголком губ:
– Ты сделал невозможное, связал “имя” и “удар”. За это Небо нас возненавидит ещё больше.
– Значит, мы идём верно. – Ответил он. И добавил, глядя вдаль, где темнел степной шрам. – Теперь они бьют по людям. Нам нужны щиты имён, псевдонимы, обеты-переходники. Каждому удалённому узлу – свой хранитель записи. Пусть Суд найдёт в книге наш текст, прежде чем писать свой.
Он поднял ладонь – и сеть, как живое дерево, ответила лёгким шелестом. В ответах было всё. Измождённое “мы живы” Соль Хва, острое “держу” Хун Линь, хриплый смех монаха, и тонкое, как струна, “спасибо” трёх голосов с границы.
А в высоких слоях неба, где остаются только тонкие смыслы, медленно складывалась новая фигура – уже не писец. Судья. У него было лицо. И это лицо запоминало их.
Следующим шагом они займутся тем, о чём Андрей сказал шёпотом. Построят “щит имён” – систему псевдонимов, двойных печатей и опеки, чтобы любой целенаправленный удар Суда проваливался в заранее заготовленный текст. Потому что отныне Суд – не ветер. Это враг с памятью. А память можно вести встречной записью.
Новая глава.
В столице Поднебесной небо в тот день было ясным, только лёгкие облака медленно таяли в голубизне. Но вдруг – пространство над Императорским дворцом задрожало, словно ткань реальности не выдержала чужого прикосновения. Сначала – едва уловимый звон, напоминающий отзвук гигантского колокола, затем воздух сгустился, начал искрить и изгибаться, пока в центре дворцового неба не возник переливчатый разлом.
Из сияющего проёма вышли три женские фигуры – они не шагнули, а будто скользнули сквозь ткань мира, как существа, которым законы пространства больше не были преградой. Соль Хва, Ло Иньюй и Хун Линь предстали перед тысячами глаз, не касаясь земли, а стоя в воздухе, будто это было для них столь же естественно, как для простых людей – ступать по земле.
Над их силуэтами играли отблески силы. Вокруг Соль Хва – золотисто-белые потоки света, напоминавшие сияние восходящего солнца. Её присутствие словно придавало городу ощущение утренней свежести, очищая воздух. Ло Иньюй явилась в окружении глубоко-синих вихрей, что вились вокруг её фигуры подобно звёздным потокам; каждый её взмах руки оставлял след искрящихся линий, будто она чертила на небе карту звёзд. А Хун Линь, спокойная и величественная, словно сама сталь, стояла в центре, и вокруг неё медленно разворачивался багряный узор из светящихся рун – её магия сгустилась до формы, похожей на живое пламя, в котором слышался отголосок боевого рога.
Город замер. Толпы людей на площадях, купцы на рынках, чиновники, выходившие из ведомств, даже отряды гвардии, охранявшие ворота дворца, все подняли головы. Воздух наполнился не просто изумлением – это был страх, смешанный с восторгом.
– Они… они не используют ни крыльев, ни артефактов… Это чистая сила духа! – Сдавленно шепнул один из чиновников, едва не теряя равновесие от трясущихся коленей.
Представители благородных домов, прибывшие в столицу для интриг и торговли влиянием, почувствовали, как их сердца сжимаются. Многие из них годами считали, что именно их семьи ближе всего стоят к Императорскому роду, что их собственные культиваторы уже почти не уступают прямым потомкам династии. Но вид трёх женщин, явившихся в саму ткань неба, без единого усилия демонстрируя власть, недостижимую для большинства сект и школ, обрушил все иллюзии.
– Как? Когда? Каким образом? – Кто-то из старейшин рода Хвань стиснул зубы так сильно, что заскрипели челюсти. – Ещё десять лет назад они были едва ли заметными фигурами во дворце… А теперь…
Молодые наследники благородных семей, привыкшие к самоуверенности и почтению со стороны сверстников, ощутили себя жалкими и ничтожными. Их учителя всегда говорили, что путь к небесным высотам – долгий и трудный, что лишь поколения упорной подготовки могут дать результат. А перед ними три представительницы Императорской семьи, которые явно перепрыгнули
