Битва на выживание - Хайдарали Мирзоевич Усманов
Союзники один за другим ощутили в сердце дрожь. Для многих это было хуже самого давления – знать, что не просто стихия проверяет их, а кто-то там, наверху, осознал их дерзость и готовит ответ. Реакция Андрея и Цзяолин.
– Значит, всё время мы воевали с тенью… – прошептал Андрей. – А настоящая рука была выше.
Цзяолин стиснула его руку. Она впервые ощутила – их борьба теперь будет не только с ударами силы, но и с волей, которая их направляет.
Андрей же заметил иное. В глубине взгляда небесного гиганта мелькнуло что-то похожее на интерес. Он понял, что Суд будет отныне строиться так, чтобы сломать именно их, а не просто испытать.
А когда трещина закрылась, и туманная фигура исчезла, на земле остался след – узор из выжженных линий, похожий на иероглиф. Никто не понял его смысла, кроме Андрея. В его сознании вспыхнула мысль:
“Следующий удар придёт не к долине. Он придёт туда, где сеть слабее всего. Они будут испытывать не только нас, но и тех, кого мы связали во второй и третьей линии. Это станет их настоящей проверкой.”
Ночь над степным форпостом семьи Хваджон была прозрачной и звёздной – ровно до того мгновения, как тишина переломилась, будто тонкая чаша. Соён подняла голову от карт и в ту же секунду в небе вспыхнул знак. Тёмно-синий иероглиф, вытканный из молний. Он не падал – он смотрел. Верные помощницы Хваджон Соён – Ли Ён и Пэ Хва замерли у входа в шатёр, а вдоль валов, где стояли её люди, прокатился глухой шёпот. Не ветер… А именно чьё-то дыхание.
Первая волна не была ударом. Это было объявление. Из знака вытянулась фигура – туманная, составленная из тонких каллиграфических штрихов, как человек, выведенный кистью по воздуху. На месте лица – пустота, но во рту зашевелились молнии. Голос был сух, как пергамент:
– Хваджон Соён. Имя… Амбиции… Вмешательство в порядок… Оснований – три. Приговор… Испытание огнём и именем.
По валам вспыхнули амулеты, но в ответ с неба спустились цепи – из древних письмен, из тонких линий закона. Они не били – опутывали, цепляясь за горло, за запястья, за старые клятвы рода.
Соён резко выдохнула – коротко, без дрожи. Страх был, но за месяцами походов и боёв она научилась прижимать его, как лису к земле.
– Ён… Хва… – Сказала она тихо. – На колени. Ладонями к земле. Не отталкивайте. Примите.
“Не сопротивляйся потоку – направь его… – Всплыло в памяти наставление Соль Хва. – Но на этот раз поток был не стихией – волей.”
В ту же секунду сеть дёрнулась – через долину, столицы, горные храмы шёл тревожный импульс. Соль Хва в своём узле ощутила резкий рывок давления и вскинула ладони, выравнивая частоты. Хун Линь бросила издалека клинковый сигнал, пронзая разомкнувшиеся линии на западном крыле. В столице Ло Иньюй стиснула зубы – еле удержала новый резерв от перегруза. И тогда он проснулся.
– Вижу. – Голос Андрея прошёл по сети, как глубокий удар в колокол. – Это не просто волна. Это именной приговор. Цзяолин?
– Я с тобой. – Ответ Драконицы был мягок и железным. – Заберу “стихию”, оставь себе “имя” – иначе оно пройдёт по всем.
Планы третьего уровня мигом повернули рёбра. В накопителях загудело, как в ульях. Цзяолин сняла “сырой” заряд, распределяя его на дальние сосуды, а Андрею досталась тонкая, но смертельная часть – смысл удара.
– Соён, слушай. – Его голос лёг ей прямо в сердце. – Не отрицай. Признай три основания, но переформулируй долг. Преврати приговор в клятву. Повтори за мной.
Соён опустилась в пыль. Цепи-письмена стянули шею, глаза заслезились – не от боли, а от ощущения обнажённости. Небесное Дао рыскало в её памяти, вытаскивая всё наверх – ту самую гордость, с которой она когда-то пыталась “подружиться” с немым слугой, и то отвращение к собственному слабому вчера. Голос Андрея был якорем:
– “Я признаю… Моё имя звучало громче моей меры… Я признаю… Я вмешалась, где могла бы учиться… Я признаю… Хотела взять быстрее, чем отдать… Но отныне я приношу клятву… Моё имя – щит Поднебесной! Моя амбиция – жертва поля! Моё вмешательство – служение сети! Пусть Суд Небесного Дао взыщет с меня делом, а не пеплом. Пусть долг мой течёт по узлам, а не в бездну!” Повтори.
Соён повторила. Ли Ён и Пэ Хва – вместе с ней, по слову, по капле крови, уронив алые точки на земляной печати. Цепи дрогнули. Иероглиф в небесах изменил черту – одна черта, тонкая, едва заметная, ушла влево, делая слово “приговор” словом “договор”.
Туманной фигуре в небе всё это явно не понравилось. Лицо-пустота содрогнулось, и тогда пошёл настоящий удар – не по стенам. А по душам. Тонкие иглы молний метили в “грехи”. В гордость Соён… В молчаливую зависть Ли Ён к чужой силе… В скрытый страх Пэ Хва умереть “никем”. В тот миг третья сеть показала, ради чего её строили.
– Забираю на себя “смысл”, – Андрей резко втянул в ядро густую, липкую боль – как дым от горелой бумаги клятв. В груди плюхнуло, на миг чёрная рябь прошла по меридианам. Цзяолин!
Золотистый купол обнял его сердце. Драконица не дала этой разрушающей ряби расползтись. Сырой заряд, который она вела, ушёл в накопители у Хун Линь и Соль Хва – там его заковали, как зверя, и повернули обратно – вне сети.
В степи, за валом, ждала в засаде банда прикормленных небесным культом наёмников – тех самых, кто водил слухи о “ложном императоре”. На них и легла часть возвращённого удара. В траве вспухли белые всполохи, клинки запели, люди попадали, как скошенные. Не молния из туч… А обратный удар уже из самой сети.
Но у Неба был ещё один ход. Туманная фигура протянула в лагерь перо – угольно-чёрный писец, и стала писать поверх имён. Пальцы Соён свело – узел её истинного имени забился, как птица в клетке. Ли Ён вскрикнула. И на её виске вспыхнула алая нитка – застарелая клятва, данная в сиротстве, которая сейчас готовилась оборваться. Пэ Хва судорожно вдохнула – её меридианы трещали от смысла “никто”.
– Держи “имена”, я
