Продавец игрушек - Влада Ольховская
Ей хотелось огрызнуться, отказаться от ответа… А она просто не смогла. Даника чувствовала себя зверьком, который вдруг оказался на краю норы гигантского псевдо-червя. До падения осталась всего секунда, изменить уже ничего нельзя, и проще не раздумывать, поддаться моменту, делать то, что тебе говорят…
Она просто ответила на вопрос. Правду сказала – сил не осталось даже на ложь.
– Я не буду жить. Я скоро умру.
– Тогда зачем тебе игрушка?
– Чтобы умирать было не так страшно. Если у меня не хватает для оплаты, может… Вы могли бы одолжить ее мне? Вы заберете ее, когда я умру… Не думаю, что ее украдут те, кто меня убьет, и она не испортится, я обещаю!
От собственных слов мороз шел по коже, но остановиться Даника уже не могла, ей нужно было говорить, чтобы не сойти с ума от подступающего ужаса. Вся ее жизнь была похожа на странный психоделический сон, так стоило ли от смерти ожидать чего-то иного?
– Ты говоришь глупости, – отрезал старик. – Разве ты хочешь умереть?
– Не хочу, и я пыталась не умирать, но если у меня не осталось выбора… Пусть будет хотя бы так!
– Как?
– Я отдам все, что накопила, вам, – пояснила Даника. – Это все равно отнимут… Так я лучше сама выберу, кому достанется то, что было моим! А игрушка им не нужна… И у меня такого никогда не было… И мало у кого есть… Я хочу, чтобы у меня было нечто особенное, такое, о чем другие только мечтают!
Слезы все-таки сорвались… Стоило догадаться, что она их не удержит. Даника ненавидела слезы – не потому, что плакать при всех было унизительно. Какое там, она ж из ублюдков, для них унижение – привычная реальность! Просто слезы жгли глаза, как кислотой, и приходилось часто моргать, чтобы не ослепнуть. Но… если ее смерть никто не будет оплакивать, почему бы не сделать это самой?
– Все равно не хватает, – заявил старик.
Даника имела полное право разгневаться, закричать, забрать все, что предложила ему… А она не хотела. Было такое чувство, будто ее выпотрошили прямо здесь, и внутри кружит лишь морозный воздух той зимы, когда она осталась совсем одна…
– Тогда забирайте просто так, – криво усмехнулась Даника. – Я пойду…
– Жди, – велел продавец игрушек. – Тебе почти хватило. Осталось совсем чуть-чуть. Добавишь – и я дам тебе то, что ты хочешь.
– Но я же сказала: у меня ничего нет! Вы думаете, мне есть что добавить?
– Расскажи мне, как ты стала ублюдком.
– Что?.. Я не понимаю… При чем здесь это?
– Это доплата, – невозмутимо пояснил старик.
– Но это же слова, они ничего не стоят… И я не хочу о таком вспоминать, не люблю, мне больно!
– Да. Поэтому твои слова – доплата.
И все-таки он безумен… Даника не знала, был старик таким с самого начала или его свела с ума бесконечная дорога. Нет, пожалуй, это произошло раньше, ведь лишь безумец отправился бы продавать игрушки с караваном беженцев.
Но для Даники это ничего не меняло. Он потребовал плату, которую она не могла изменить, могла только заплатить – или нет. Говорить не хотелось… Но ответить ему все равно оказалось проще, чем ждать гибели в одиночестве и тишине.
Она не родилась ублюдком. Бывало и такое – если кто-то из родителей уже был заражен или несчастье случалось с беременной женщиной. Но Данике повезло чуть больше, на свет она появилась здоровой… Везение длилось три года. Потом за ней не уследили, и она сбежала из убежища, оказалась на равнине, одной из тех, где спрятаться просто невозможно, даже когда видишь, как небо закрывает тяжелая громада облака…
– Кислотный дождь? – догадался продавец игрушек. В его взгляде по-прежнему не было и тени сочувствия, лишь легкий интерес.
– Да…
– Почему ты не умерла? Трехлетнего ребенка должно было растворить совсем без остатка.
Надо же, совсем не больно… Данике говорили такое и раньше, и каждый раз чужие слова хлестали сильно, так, что ей казалось: она вот-вот сломается. А сейчас она ничего не почувствовала. Может, это и называется смирением?
– Моя мать нашла меня, когда упали первые капли дождя.
– Успела оттащить в убежище?
– Стала моим убежищем.
Маленькая Даника шла по цветочному полю – открытому и ровному. Прекрасному. Создающему впечатление, что весь мир так же безупречен, в нем нет нужды прятаться. Она продвинулась слишком далеко, а туча двигалась слишком быстро. Мать, догнавшая ее в поле, наверняка распознала специфический рыже-багровый оттенок, присущий таким облакам, она знала, что сейчас произойдет… И она просто повалила Данику на землю и закрыла собой.
– Она умерла, – сказал старик.
Вопросом это не было, но Даника все равно подтвердила:
– Да, она умерла. Но когда она растворилась, дождь еще не кончился, досталось и мне. Может, я бы тоже умерла там, но меня нашла бабушка. Она у меня травницей была… А еще наша семья считалась богатой. Мы смогли заплатить за лекарства, и в том городе, в котором мы тогда жили, был хороший доктор. Но потом город был уничтожен, и нам пришлось уйти.
Она тогда еще не понимала, какой обузой стала для своей семьи… Позже ей пришлось понять. Ее мать была здоровой молодой женщиной, способной работать. Но вот она погибла, и вместо нее осталась лишь изуродованная Даника – ублюдок, от которого все шарахаются. Папа не выдержал этого, ушел сразу, его она толком и не помнила. Бабушка и дедушка помогали ей, сколько могли, и лишь из-за их любви Даника не сдалась, когда все-таки осталась одна.
Она бы и теперь еще попробовала сражаться – если бы не взгляды, которые бросали на нее те люди, если бы не нападение падальщиков… Если бы не неизбежность ее смерти этой ночью.
Она знала, что продавец игрушек не пожалел ее. Никто никогда не жалел… Но он почему-то выглядел довольным.
– Хорошо, – кивнул он. – Ты можешь взять любую игрушку.
– Любую? – не поверила Даника. – Они стоят одинаково?
– Нет, они стоят по-разному. Но ты можешь взять любую.
Она поспешно вытерла слезы, перевела взгляд воспаленных глаз на прилавок – и лишь теперь смогла по-настоящему рассмотреть, какое сокровище оказалось прямо перед ней. Данике еще никогда не доводилось видеть ничего подобного! Когда-то бабушка показывала ей книжки прошлых лет, и там были изображены игрушки времени, которое было таким сытым и счастливым. Но и на их страницах не осталось ничего настолько совершенного.
Старик создавал маленькие чудеса. У него были обезьянки, способные играть на крошечных инструментах. Карусель, которая с нежной мелодией кружилась и
