Варяг III - Иван Ладыгин
Берр смерил меня долгим, тяжелым взглядом. В его глазах мелькнула целая гамма чувств: укоризна, обида, холодная злоба… и, к моему удивлению, крошечная, словно искорка, крупица уважения.
— Ты не доверяешь мне… — протянул он с наигранной печалью. — Я понимаю. Старые обиды — как шрамы, они болят при смене погоды. Надеюсь, когда-нибудь я докажу тебе, что слово купца, данного своему конунгу, стоит дороже серебра.
— Слово купца меня пока не согреет и не накормит моих воинов, — холодно отрезал я, не отводя взгляда. — Кормит и согревает дело. Исполняй приказ. Беспрекословно.
Но, понятное дело, утихомирить бурю одним лишь давлением на Берра было невозможно. Хергильс снова выступил вперед, отталкивая тех, кто стоял на его пути.
— Хватит лисьего красноречия! — крикнул он. — Я против! Я против сдачи Гранборга этому выродку Торгниру! Наша честь, честь викингов, велит нам идти туда и встретить его, как подобает мужчинам! Мы покажем ему острие наших копий, а не пятки наших башмаков! Ты зовешь себя конунгом? Тогда веди нас в бой!
Его слова, как искра в сухостое, снова разожгли костер недовольства. Десятки, сотни голосов поддержали его. Я видел, как Астрид, стоявшая рядом, сделала шаг вперед, ее глаза вспыхнули огнем, губы приоткрылись, чтобы бросить вызов этой глупости. Но я снова резко поднял руку, останавливая ее. Это должен был сделать я.
— Ты хочешь чести, Хергильс? — мой вопрос повис в воздухе, обращенный лично к нему и ко всем, кто думал так же. — Я дам тебе ее. Но истинная честь воина — в победе! В том, чтобы отстоять свой дом, своих женщин, своих детей! А не в том, чтобы сложить свои буйные, но глупые головы в чистом поле, оставив своих жен вдовами, а детей — сиротами, чтобы они пополнили ряды трэллов под пятой Торгнира!
Я прошелся взглядом по молодым горячим, необстрелянным лицам.
— Мы дадим бой. Клянусь вам Одином, клянусь моим правом на этот трон, мы дадим им такой бой, что о нем скальды будут петь веками! Но мы дадим его тогда, когда мы решим! На нашей земле! По нашим правилам! Мы заманим этого спесивого, сытого кабана в наш капкан и сломаем ему хребет! И тот, кто выживет в этой мясорубке, будет пить мед долгими зимними вечерами, глядя в глаза своим внукам, а не гнить в сырой земле, став пищей для воронов! Вот в чем настоящая честь воина! Прокладывать жизнь грядущим поколениям, а не удобрять своим трупом чужие поля!
В этот момент Астрид все же вышла вперед. Она встала рядом со мной, ее платье ярким пятном алело в полумраке зала. Ее голос был чистым и звонким, как удар хрустального кубка о край пиршественного рога.
— Воины Буяна! — обратилась она ко всем викингам. — Опомнитесь! Оглядитесь вокруг! Разве перед вами стоит трус? Вглядитесь в него! В его лицо, в его глаза!
Она повернулась ко мне.
— Разве трус мог придумать, как дотла сжечь целый флот Харальда Прекрасноволосого в нашей родной бухте? Разве трус мог выстоять в честном хольмганге против Альмода Наковальни, когда его собственное тело было переломано и истекало кровью? Разве трус мог отправиться в логово к Ульрику Старому, рискуя каждую секунду получить нож в спину от его стражников или сыновей? Разве трус сделал бы все это⁈
Она обвела зал пламенным взглядом, бросая вызов каждому, кто осмелится усомниться.
— Вам несказанно повезло, что ваш конунг не только могуч, как медведь, но и хитер, как лис, и мудр, как ворон Одина! Он видит на десять шагов вперед, тогда как вы видите только острие своего копья! Доверяйте ему! Его избрали не только вы на тинге. Его избрали боги! Разве они могут ошибаться⁈
Ее горячие и убедительные слова падали на благодатную почву. Люди переглядывались, кивали. Они вспоминали и «Пламя Суртра», испепелившее драккары Харальда, и мой изможденный вид после поединка с берсерком, и мое возвращение из Альфборга с договором о союзе. В их глазах сомнения начали медленно таять, сменяясь тяжелой решимостью.
Я поднял руку, завершая спор.
— Повторяю! Мы многого не знаем о противнике. Но мы точно знаем, что мы обескровлены. Что наши стены — далеко не крепость, а обычный и грубый частокол. Разум — наше главное оружие сейчас! Разум, а не слепая ярость! Разумнее встретить Торгнира здесь, на наших условиях, измотав его и заставив платить кровью за каждый шаг! И это мое последнее слово как вашего конунга!
Гневная самоуверенность сменилась напряженной задумчивостью. Викинги не были в полном восторге. Им претила сама мысль о сожжении Гранборга. Но семя сомнения в их собственной правоте было посеяно. И на данный момент этого было достаточно.
Когда толпа наконец стала расходиться, я почувствовал, как последние силы покидают меня. Нога подкосилась, и я едва не рухнул, но сильная рука Эйвинда мгновенно подхватила меня под локоть.
— Ты отлично выступил, брат! — прошептал он мне на ухо. — С почином! А теперь держись.
Он и Астрид почти на руках довели меня до моей горницы. Я рухнул на лавку у стола, с трудом переводя дыхание. Комната поплыла перед глазами. Через несколько мгновений дверь открылась, и вошли остальные, кому я мог доверять: Лейф, Асгейр и Торгрим.
Астрид осталась стоять у двери. Лицо девушки было бледным от усталости и переживаний.
Я кивнул друзьям и решил сразу перейти к делу. Разложив на столе карту острова, я ткнул пальцем в линию тракта, соединяющего все наши города.
Асгейр задумчиво почесал рыжую бороду. Торгрим хмыкнул и уселся на лавку. Лейф и Эйвинд плеснули себе пива из глиняного кувшина.
— Итак, — начал я, водя пальцем по линии от Альфборга к Буянборгу. Моя рука дрожала, и я с силой упер ее в стол. — Он идет сюда. Длинной змеей по лесным тропам, растянув обоз. Возможно, у нас есть неделя. В лучшем случае — полторы.
— Первое… — я перевел взгляд на Эйвинда. — Как только последний корабль Берра отчалит от причала Гранборга, ты возглавишь небольшой, но быстрый отряд и спалишь город дотла. Чтобы Торгнир не нашел там ни крошки хлеба, ни глотка эля, ни целой крыши над головой. Пусть его воины спят под открытым небом, мокнут под дождем и жуют ремни от своих сандалий. Или что они там припасли…
Эйвинд мрачно кивнул, в его глазах вспыхнул знакомый, почти радостный огонек прирожденного разрушителя.
— Как скажешь, братец… — хрипло пообещал
