Тени двойного солнца - А. Л. Легат
– За мной!
Когда я обернулась, Тахари на лестнице уже не было.
– Проклятье, – прошипела я. – Куда он подевался?
Вуд неопределенно махнул рукой на толпу.
– Будто я без тебя не вижу!
Я подобрала юбку, развернулась и тут же натолкнулась на Джереми.
– Его все еще нет, миле…
– Будто я без тебя не знаю! За мной!
Стоило бы сказать «передо мной» или какое-нибудь яркое «вперед»: люди спешили по своим делам. Толкались и шли напролом, пихались плечами, работали локтем…
– Да пустите же! – отпихнула я гвардейца с дороги. Тот поклонился, помешав еще больше.
Темная голова Тахари на мгновение показалась за чьим-то плечом и снова исчезла. Я бы побежала за ним, если бы не проклятая сутолока. Мимо проплывали рты с гнилыми зубами, железные шлемы гвардейцев, испещренные оспинами лица. Получив дважды локтем, проглотив шесть оскорблений и получив лишь два жалких оправдания, я снова увидела Тахари. Ошибки быть не могло. Мечник двигался к дороге на храм.
– От вас никакого толку, – обернулась я.
И выяснила, что осталась без свиты. Позади начался спор и толкотня. Тахари мельчал за снующей туда-сюда солдатней и зеваками. Никто меня и не замечал – я стиснула зубы и ускорила шаг: на дороге стало просторнее.
– Прочь, – отпихнула какую-то селянку, неведомо что позабывшую на площади. Ее место тут же занял молодой носильщик. – Пошел вон!
Корзины рассыпались по дороге, я перешагнула через них. Первый мечник с кем-то беседовал. Я начала различать слова…
– Эй, миледя! Кто платить будет?
Носильщик попробовал до меня добраться, но я побежала, точно воровка. За моей спиной и перед лицом волнами сходились-расходились жители города. Тахари свернул к улице Восхода, и я увидела его собеседника. Пьянчуга, кто же еще?
Запыхавшись и утомив ноги – проклятый каблук! – я расслышала, как они спорили.
– … оставайся.
– Чтоб я больше этой херни не слыхал, приятель.
Я собралась их окликнуть, но осеклась. Первый мечник имел привычку удирать, едва меня завидев. Я вышла на проклятую охоту без лука и стрел…
– Мы вернемся к заморозкам, – отмахнулся Тахари, посмотрел налево и вдруг заметил меня. Тут же ускорил шаг – пьяница поспевал, а вот я чуть не споткнулась. Будь сотню раз прокляты каблуки и их создатели. – Оставайся.
– Ты, часом, в той давке не оглох? Я сказал…
– … У нас четыре сотни в войске. Ничего не случится, если ты пересидишь…
Я почти нагнала их, шумно вдыхая носом. Они еще о чем-то говорили, но я не разобрала ни слова. Тахари ударил пьянчугу по плечу.
– Займи ее, – кивок явно в мою сторону. – Чем угодно займи.
– Я все слышу, первый мечник! – крикнула я.
Тахари бесстрашно шагнул в переулок. И где пропадает охрана, когда она так нужна? Я обернулась – ни Ганта, ни Джереми. Рут встал на моем пути, широко раскинув руки, словно мы в родстве.
– Прелестная миледи Коул! – он и не потрудился звучать убедительно. – Какими судьбами?
Я прошла мимо, постаравшись толкнуть его плечом.
– Грубы, как всегда, – он снова нагнал меня. – И чем я заслужил вашу немилость?
Первого мечника и след простыл. Я увидела еще двух солдат, упавших ему на хвост. Столько внезапной славы!
– Миледи Коул, золото всей Воснии, – приставал ко мне пьянчуга, явно довольный тем, что добился своего. – Не томите молчаньем…
Я обернулась, одарила его самым презрительным взглядом, которого не удостаивались даже псы:
– В войске четыре сотника, и всего три сотни солдат, – пьяница удивленно посмотрел в ответ. – Твой друг тебе лжет.
Он расплылся в еще более гадливой улыбке, разом показав все изъяны своего рта.
– Уж я как-нибудь переживу это дело.
Забренчало железо. Меня нагнали псы, потеряв Ганта по пути.
– Где вас носило? Уберите этого проходимца!
Джереми насупил брови и шагнул вперед. Рут тут же поднял ладони и отступил. Видимо, именно так он и выживал все эти годы, забиваясь от страха в зловонные норы…
– Вон! – гаркнул мой пес для верности.
Едва мы отошли на дюжину шагов, пьяница крикнул вослед:
– Это у вас от худобы. Всегда говорил, что в тощей женщине не осталось никакой доброты!
Я выругалась. Если Тахари и вернулся на улицу Восхода, его давно унесла толпа.
– Раздавить его, миледи? – спросил Джереми, потупив взгляд.
Раньше бы пес бросился без предупреждения. Я не знала, нравится ли мне эта перемена.
– Нет нужды. – Я поправила почти задушивший меня плащ. – Никуда они от нас не денутся.
Вуд провел языком под щекой и вопросительно покосился в мою сторону.
– Мы отправляемся в поход.
Гант нагнал нас и даже не запыхался – явно не спешил работать. Он спросил:
– Я не ослышался?..
– Миледи!
– … миледи. Разве у вас есть право следовать за Восходами?
Я усмехнулась.
– Все в этой жизни решает золото.
Все, кроме поиска виновных в смерти моей матери.
Лэйн Тахари, в голове марша Восходов
– Четыре сотника, но три сотни солдат?
Бумаги в моей руке и само войско никак не сходились, точно куртка на брюхе менялы.
– Три сотни и двадцать три души, сир, – невозмутимо отвечал Брегель, самый нерасторопный сержант, которого я встречал. – Кроме того, по пути нас ждет подмога из Волока.
Подмога. Мы едва плелись от одного города к другому. Не успели выбраться из врат Оксола, как застряли у переправы. Простой подмогой тут не обойтись – это войско не проживет без божьей помощи. Числа не сходились, пехота выглядела не лучше, чем обозники, а кавалерия…
Где, черт подери, кавалерия Годари? Вдоль дороги плелась дюжина чахлых кобыл: снабжение, фураж, повозки с шатрами. Хорошие скакуны достались мне, Деханду, а сам Брегель уже умудрился испортить подпругу и возился с ней, спешившись. Позади, спускаясь с холма, ехали верхом сотники и несколько гвардейцев. Урфус заметил наш интерес и поднял ладонь в приветствии.
– Дьявол…
– Что-что, сир? – переспросил Брегель.
– Говорю, еще треть дезертирует, едва мы ступим на болота, – крикнул я, чуть наклонившись в седле.
На лице сержанта расцвела тревога. Он сильнее сжал уздечку старой кобылы. А я думал, хуже трусливого Эдельберта солдата не сыскать.
Я вновь оглянулся в охвостье войска, словно бы надеялся там увидеть Хенгиста. Что сталось с прежним сержантом? Стоило подумать об этом раньше. Все в походах случается не вовремя, криво, не так.
Родрик – темная лошадка Годари, сотник, про которого я не знал ровным счетом ничего. Ни хорошего, ни плохого. Урфус, к которому прилагалось ровно одно достоинство – отсутствие Стефана, с которым они собачились всю осаду. Тот самый Урфус, у которого меч не залеживался в ножнах, а язык –
