Воин Ордена - Максим Шторм

Максим Шторм, Дейлор Смит

Часовой: Воин Ордена

Глава 1

— Курсант Альрик Безродный!

Не думал, что процедура посвящения в воины Ордена Часовых будет настолько унизительной! Для меня. Готов побиться об заклад, что остальные выпускники Академии Часовых имени графа Перумова при принесении присяги и получения воинского звания испытывали несколько иные чувства. Но то остальные. А я не все. И отношение ко мне особое. Даже в стенах Академии, где из меня два года делали солдата, призванного защищать рубежи Империи. Читай, готовили к скорой смерти в пасти одного из иномирных чудовищ. Здесь я не отличался от других курсантов.

— Решением специальной комиссии, самым тщательным образом изучив результаты сданного вами экзамена и детали возвращения в Академию, принято постановление…

О да, возвращение в Академию! Вернулся. Оттуда, откуда обычно необстрелянные юнцы вроде меня не возвращаются. Мне повезло, не скрою. Но дуракам всегда везёт. А мне, который угодил в многострадальное тело проклятого наследника проклятого рода, должно было везти вдвойне. И теперь я стоял перед строгими взорами одних из высших иерархов Академии Часовых и сгорал со стыда. Вот так свезло!

Ни особых церемоний, ни торжественной части, ни друзей рядом. О чём я вообще⁈ Для меня, как для прокажённого, эта священная церемония проходила особым образом. Отдельно от остальных, чуть ли не втайне. Словно лишний раз подчеркивая всю низость моего положения и тот груз страшных грехов, доставшихся мне от прадеда, которые я вынужден искуплять за все предыдущие и последующие поколения своего Рода.

— … постановление пожаловать Альрику Безродному звание воина Ордена Часовых. Привести к присяге и отправить нести почётную службу на Северные Рубежи Великорусской Империи с благоволения его Императорского величества Константина Коренева!..

Мы находились в небольшой комнате. Аскетичное военное убранство, узкие окна-бойницы, высокий сводчатый потолок, члены академической верхушки, строго и полупрезрительно смотрящие на меня со своих мест. И я, замерший навытяжку в простом рубище заурядного курсанта, стоящий напротив небольшой кафедры. Больше никого. Закрытые двери и общая атмосфера постылой обязанности, словно мне делали огромное одолжение. А по факту задыхались от одного только нахождения со мной в стенах этой комнаты.

— Курсант Альрик Безродный, произнесите слова присяги Часового.

Ко мне с явной неохотой подошёл один из заседающих. Он поднес мне чёрное как ночь знамя, с вышитым бронзой и золотом вычурным часовым циферблатом, на котором было тринадцать цифр, на фоне двух скрещенных мечей. Бережно расстелил на кафедре полотнище и поспешил вернуться на свое место. Я молча положил правую руку на символ Часовых. За предыдущие сутки я наизусть выучил слова, что мне предстояло произнести. Спасибо Герману. Подразумевалось, что я знал их назубок уже как два года. Ага, как же.

— Я, курсант Альрик Безродный, — внутри меня все вскипело, когда я назвался этим именем. Но вслух я продолжал говорить громко, уверенно и без запинки, ничем не выдавая своих истинных чувств. — клянусь с достоинством и честью носить Символ Ордена Часовых. Клянусь стать верным защитником и нерушимым оплотом границ Государства. Клянусь служить верой и правдой Императору и народу Империи. Обязуюсь не отступать перед силами Тьмы и сложить свою голову во благо людское, но не посрамить своего звания. Я, Альрик Безродный, воин Тринадцатой стражи, Часовой Ордена.

Вот такая вот незамысловатая клятва-присяга. Которая прекрасно отражала всю суть моей дальнейшей службы и жизни. Служить, защищать и сдохнуть. Другого не дано. Это билет в один конец. И другой жизни не предвидится. А жизнь, судя по всему, у меня должна быть короткой… Насколько я узнал, в моем Роду со времен прадеда, никто не доживал и до тридцати пяти. Отцу было немногим за тридцать, когда он погиб. Такие дела.

Я убрал руку от стяга и посмотрел на сидящих за длинным столом людей, которые пялились на меня как на досадную помеху на пути их дальнейшего времяпрепровождения на сегодняшний день. Членов высокой комиссии было четверо. Ректор Академии, глава Дисциплинарного совета, академический настоятель в сане епископа и подавший мне флаг Старший преподаватель. Солидные люди. Они же, плюс еще несколько человек устроили мне вчера целую головомойку с утра пораньше, когда настал черёд предстать пред их светлые очи и рассказать свою историю долгого возвращения домой и чудесного воскрешения из мёртвых.

Не скажу, что мне обрадовались, как любимому блудному сыну. Кажется, всем было наплевать. Я уже был занесён в списки погибших. Вернувшиеся за несколько дней до меня оставшиеся в живых курсанты уже были приведены к присяге и разосланы по Корпусам в разные уголки государства. На мое счастье, Герман оставался пока в Столице, дожидаясь своего распределения. Уже в статусе настоящего Часового он молча обнял меня и сказал, что Судьба, должно быть, имеет на меня какие-то особые планы. Что ж, возможно, мой приятель и был прав…

Я находился в Академии два дня. И уже успел понять, что меня, мягко говоря, тут особо никто не привечал. Преподаватели и инструкторы относились с едва сдерживаемым презрением и раздражением, однокашники в лучшем случае сторонились и игнорировали. Некоторые люто ненавидели. Я видел, я знал. Я читал это в их глазах, полных такой же злобы, как и в глазах Фляйшера с Врангелем. Это было неприятно. Это коробило мою душу и мою заворчавшую где-то внутри не к месту проснувшуюся дворянскую гордость. Хорошо хоть грифон, мой родовой Знак, вытатуированный у меня на спине меж лопаток, уже два дня спал беспробудным сном, никак меня не тревожа.

— Теперь ты Часовой. Клятвы произнесены и клятвы услышаны. Добро пожаловать в Орден, воин.

Произнеся заключительные слова говоренных не единожды фраз, Ректор небрежно махнул рукой, отпуская членов комиссии.

— Господа, Ваше Преосвященство, не смею более вас задерживать…

Не глядя на меня, три члена комиссии поспешили покинуть комнату, словно им стало не хватать воздуха. Я остался стоять за кафедрой, молча разглядывая расстеленное поверх нее чёрное полотнище. Знамя было изрядно потёртым и много раз стиранным. Наверняка очень старым. Оно вызывало невольные патриотические нотки. Кто бы мог подумать… Ректор, оставшись сидеть за столом, негромким кашлем привлек мое внимание. Я торопливо вскинул на него глаза. Возможно, я ошибался, но этот человек, не считая Германа, конечно, был единственным на всю огромную Академию, кто