Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
Кто-то в толпе спросил:
– Ну почему же угодило в голову именно Эрлан-шэню?
Артист ответил в нетерпении:
– Потому что тот подглядывал в щелочку незатворенного окошка за супружеской парой, пока те спали!
Эта грубая и неприличная шуточка насмешила толпу, напарник провел по струнам хуциня, и артист сказал:
– Ну что же, спеть я могу, да спою так красиво, что вы все слушайте внимательно – все равно от Шан-лаобаня не отличите! Если явится за мной Эрлан-шэнь, вы уж меня не бросайте! – договорив, он и в самом деле набрал воздуха и запел арию из «Ван Чжаоцзюнь». Разумеется, пел он не слишком-то удачно: голосу его недоставало выразительности и высоты. Да что там голос: манера исполнения у него была, как у деревенской старухи, звучала она невыносимо, да еще чувствовался в ней налет хэбэйского банцзы. Шан Сижуй невольно рассмеялся – ты еще смеешь учить меня? Дождешься, что Эрлан-шэнь тебя пронзит своим копьем!
Зрители, прежде горевшие желанием послушать оперу, после первых же строчек взорвались негодованием, кто-то выкрикнул:
– Артист сяншэна! Это что еще за Шан-лаобаня ты нам исполняешь?
А другой добавил:
– Да это не Шан-лаобань, это бабушка Шан!
Толпа расхохоталась.
Артист прекратил петь, остановил хуцинь и проговорил с угодливой улыбочкой:
– Господи, довольствуйтесь тем, что есть! Только что мы собрали всего-то один юань и три мао! Где вы за юань с тремя мао услышите Шан-лаобаня? Вот и получайте за эти деньги бабушку Шан! А ежели увеличите награду вдвое, то сможете послушать и госпожу Шан!
Под эти слова его напарник вновь отправился в толпу попрошайничать. На этот раз Шан Сижуй отсчитал ему из кармана ровно один юань и три мао: должно быть, он и впрямь захотел послушать госпожу Шан. Напарник поблагодарил его, принял деньги и еще больше укоренился в догадке, что это барчук из какой-нибудь зажиточной семьи, который улизнул из дома на новогодних каникулах, вот и осмелел. Артист взглянул на Шан Сижуя, приказал напарнику подготовиться к игре на хуцине и сказал с улыбкой:
– Вот и славно, тогда мы покажем сейчас нашим господам сценку люхор [197].
Артист и в самом деле раскрыл рот и запел «Заставу Вэньчжао» из репертуара Хоу Юйкуя, и на сей раз его манера исполнения звучала очень живо, голос его с силой обрушивался на зрителей, так что Шан Сижуй мигом переменился в лице – по крайней мере, он наконец услышал что-то стоящее. Чэн Фэнтай, который уже несколько лет был вхож в «грушевый сад», приобрел некоторый музыкальный слух и сейчас шепнул Шан Сижую:
– Ух! А ведь и впрямь неплохо!
Шан Сижуй с ним согласился:
– Эта манера… должно быть, он учился где-то исполнять оперу.
Когда артист сяншэна поет отрывок из какой-либо оперы, он не исполняет арию целиком, а выбирает самые яркие и впечатляющие строки, обычно четырех или пяти достаточно. Публика взорвалась криками «браво!». Напарник снова и снова обходил толпу, собирая деньги, и Шан Сижуй положил ему в медный гонг пять юаней. Самый дешевый билет на его представления стоил шесть.
Шан Сижуй спросил:
– Он неплохо поет, а ты хорошо играешь на хуцине, как вас зовут?
Напарнику не хватало хитрости и вкрадчивости его товарища по игре, у него было бледное лицо кабинетного ученого, опущенные брови придавали ему добродушное, но вместе с тем воспитанное и даже расчетливое выражение. Увидев, сколько денег положил Шан Сижуй, он не мог оставить его вопрос без внимания, и все же казалось, он не очень-то горит желанием завязывать дружбу с незнакомым молодым господином. Слегка поклонившись, он ответил с улыбкой:
– Разве смеем мы пользоваться настоящими именами, как назовем их, только народ насмешим. Зовите нас Чжан Третий и Ли Четвертый [198], если пожелаете. Только кликните, мы тут же отзовемся.
Шан Сижую неудобно было допытываться, и он спросил о другом:
– Я услышал у тебя тяньцзиньский акцент?
– Так и есть!
– Как долго собираетесь выступать на Тяньцяо?
Напарник рассмеялся:
– Если удастся наесться досыта, останемся хоть на полгода-год. А если придется голодать – после праздников вернемся домой.
Шан Сижуй кивнул:
– Если будет время, приду еще вас послушаю.
Он хорошо понимал тяготы уличных артистов, вот и вытянул из кармана брюк Чэн Фэнтая свернутые в трубочку банкноты и отсчитал двадцать юаней. Даже напарник замер в остолбенении, хотел было выразить свою признательность, но Шан Сижуй уже ушел.
Повернувшись к Чэн Фэнтаю, Шан Сижуй начал вздыхать, жалуясь на ужасное поведение учеников Хоу Юйкуя: даже исполнители сяншэна с улицы выступают лучше их. Да еще принялся бранить некоторых шисюнов из труппы «Шуйюнь», которые только и знали, что курить опиум, играть на деньги да таскаться по бабам. Тем самым они вконец испортили свои голоса, уличных артистов и то приятнее слушать. Что на это мог сказать Чэн Фэнтай? Только отвлекать Шан Сижуя разговорами, стремясь успокоить его.
В тот день они посмотрели два фильма подряд, дважды отобедали снаружи, а когда покончили с весельем, вернулись домой. Постучав в ворота, они обнаружили, что те не заперты. Когда Сяо Лай оставалась дома одна, она всегда крепко запиралась. Шан Сижуй в замешательстве начал звать Сяо Лай, и та немедленно отозвалась:
– Вернулся, вернулся!
Навстречу им широким шагом вышел Ню Байвэнь с обеспокоенным лицом, только увидав Шан Сижуя, он повлек его за собой:
– Маленький негодник! Наконец-то ты вернулся! Мы уже полдня тебя ждем! Идем со мной! Расскажу все по дороге! – обернувшись к Чэн Фэнтаю, он выдавил из себя улыбку: – Второй господин, уж придется вас затруднить просьбой, одолжите мне машину на один раз! Седьмой молодой господин убежал куда-то развлекаться, да так и не вернулся!
Чэн Фэнтай ничего не мог на это возразить, и втроем они уселись в машину. Ню Байвэнь выглянул в окно и приказал Сяо Лай:
– Неважно, как поздно он вернется! Как только седьмой господин придет, передай ему, чтобы тотчас же отправлялся в общество «Грушевого сада», запомни!
Выбежав на улицу, Сяо Лай поспешно закивала, выглядела она растерянной.
Чэн Фэнтай спросил в шутку:
– Господин Ню, что стряслось? Где-то ставят оперу, и мы с Шан-лаобанем должны спасти представление?
Ню Байвэнь рассмеялся через силу, он и сам ужасно волновался,
