Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
Чэн Фэнтай остолбенел, а когда пришел в себя, то мигом протрезвел и принялся засыпать командующего Цао вопросами касательно его планов. Командующий Цао отвечал на все, что его ни спросишь, он уже тщательно все продумал: нашел безопасное место не только для своих жены и детей, но и для семьи Чэн Фэнтая, да еще рассказал, каким путем им следует отступать из города. Они проговорили до глубокой ночи, и Чэн Фэнтаю казалось, что из царства грез он рухнул на землю; из мира пьянства, танцев и веселья он угодил прямиком в мрачную реальность, где надвигалась война. Когда он вышел из резиденции Цао, уже светало, казалось, что небо накрыто сверкающим стеклом, точно пейзаж, представший во сне. На сердце у Чэн Фэнтая было тяжело – он никак не мог очнуться от собственного дремучего невежества.
Глава 32
На следующий день Чэн Фэнтай пришел в дом Шана, чтобы пойти с ним на прогулку: поесть блюда европейской кухни да посмотреть кино. Обрадованный Шан Сижуй заявил:
– Сперва я хочу пойти на Тяньцяо! А потом уже поесть чего-то европейского!
Чэн Фэнтай с улыбкой возразил:
– Посмотрите на него! Что веселого на Тяньцяо? – И все же он послушно, как и всегда, последовал за Шан Сижуем. Шан Сижуй не знал ни печали, ни забот, он так и светился бесхитростной радостью, в то время как в голове Чэн Фэнтая, хоть он и вышел на прогулку, беспрерывно крутились тревожные мысли. Глядя на оживленный Тяньцяо, он уже испытывал тоску от скорого расставания.
Они посмотрели выступления артистов легкого жанра, затем послушали еще сценки сяншэн, и прохожие, облаченные в короткие традиционные курточки, вовсю глазели на Чэн Фэнтая в его западном костюме и кожаных ботинках, держась при этом на некотором отдалении – должно быть, из опасения, что Чэн Фэнтай начнет выискивать мелкие промахи да придираться. Чэн Фэнтай тихо проговорил Шан Сижую с улыбкой:
– И опять я забыл, что мне следовало надеть твою куртку, прежде чем идти на Тяньцяо.
Шан Сижуй подхватил:
– Ага! А то ты прям манишь воришек!
Они вспомнили о воре, что пытался когда-то обокрасть Чэн Фэнтая на Тяньцяо, и обменялись понимающими улыбками. Тем временем исполнитель сяншэна изо всех сил пытался продемонстрировать собственное красноречие: сперва он рассказал ужасно пошлый анекдот, а затем, дабы рассмешить публику, веером ударил своего напарника по лбу. Все засмеялись, Чэн Фэнтай тоже улыбнулся, один лишь Шан Сижуй рассмеялся деланым смехом, скривив при этом уголки рта в холодном смешке и что-то хмыкнув про себя, словно эти низкопробные шуточки не стоили упоминания и дальше падать уже некуда. Да, они были представителями «низкой» профессии, и Шан Сижуй, стоя рядом с исполнителями сяншэна, считал себя их старшим шисюном, и получить от него похвалу было не так-то просто.
Артист, скрестив руки, взглядом подал напарнику знак, и тот, накрыв маленький медный гонг ладонью, втиснулся в толпу. Артист же сказал с улыбкой:
– Только что мы развеяли тоску, хотели, чтобы и стар, и млад развеселились. Кто-то из господ, глядя на нашу срамоту, рассмеялся сразу, кто-то сказал, что посмеется позже. Давать представления на улице – искусство не из легких, двоих этих братцев так и пучит от голода! Если вы, почтенные господа, поднимете руку и пожалуете нам монетку или две, нам хватит, чтобы закончить с работой да откушать лапши в горячем супе. Двое братцев будут непременно вспоминать вас добрым словом! Вот даже если завести скворца-говоруна да выучить его, чтоб желал вам огромного богатства, и то придется вам кормить ее просом, тем паче мы, два здоровяка семь-восемь чи [193] ростом, что вы об этом скажете? Наевшись до отвала, мы снова будем в силах тоску вашу развеять, сыграем вам большую пьесу… Благодарим вас за награду! Пусть в новом году дом ваш будет полной чашей!
Медный гонг оказался перед лицом Шан Сижуя, а тот лишь взглянул на него исподлобья, ничто в его душе не шевельнулось. Медный гонг тотчас же догадливо поднесли к Чэн Фэнтаю, тот только собрался вытянуть кошелек и положить деньги, как Шан Сижуй остановил его:
– Он ведь еще не исполнил для нас настоящую пьесу!
Чэн Фэнтай хорошо знал его своеобразный характер, так что убрал чековую книжку обратно в карман:
– Всего-то несколько монет, чего ты мелочишься.
Напарник приметил этого дурного барчука в шелковом халате, спутавшего им все дело, шерстяной шарф закрывал половину его лица, одет он был весьма изысканно, в точности молодой господин из богатой семьи. Отчего же он оказался так скуп? Помолчав, напарник, не подавая виду, направился собирать деньги у других зрителей. Когда он сделал круг, артист спрятал банкноты и серебряные монеты под шапку и сказал со смехом:
– Только что я слышал, что один молодой барчук заказал арию из какой-нибудь пьесы, так что мы ее исполним!
Толпа немедленно заволновалась, зрители принялись выкрикивать знаменитые арии из цзинцзюй и пинцзюй [194]. Шан Сижуй тоже крикнул:
– Исполните арию Хоу Юйкуя! «Заставу Вэньчжао»! «Заставу Вэньчжао»!
Голос его мог перекричать гомон сотни человек, так что в толпе было слышно одного лишь Шан Сижуя. Разумеется, услышал это и исполнитель сяншэна. Ужасно возмущенный, он вытер сопли, а сам подумал: «Когда давали деньги, тебя не было, а тут вдруг объявился? И одного медяка не потратил, а еще желаешь выбрать арию? Да иди ты знаешь куда! Совсем правил не разумеешь!» Проныра с улицы, он не хотел в лоб обижать зрителей, но и не собирался давать Шан Сижую желаемое, вот и, расплывшись в улыбке, решил пойти совершенно в другую сторону:
– Хорошо! Я слышал, что за оперу выбрал молодой господин! Сейчас мы, следуя его приказаниям, исполним отрывок из «Ван Чжаоцзюнь» Шан Сижуя!
Толпа разразилась хохотом. Чэн Фэнтай тоже не удержался от смеха, однако смеялся он вовсе не над тем, над чем хохотали все остальные. Шан Сижуй взвыл про себя и с еще большим остервенением натянул шарф на лицо, однако и он с нетерпением ждал, что же те представят.
Артист открыл рот и попытался взять нужную ноту, но она оказалась слишком высокой; прочистив горло, он попробовал снова – высоко, и так еще три или четыре раза. Кто-то начал баламутить толпу, но артист решил не дожидаться издевательств публики, а посмеялся над собой первым:
– Шан Сижуй, Шан-лаобань… Голос его
