Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
Чэн Фэнтай сказал на это:
– У меня есть одна сплетня, хочешь послушать?
О высокопоставленных чиновниках и всяческой знати Чэн Фэнтай знал уж побольше Шан Сижуя, однако рано или поздно все волнения в их кругах доходят и до актеров. Шан Сижуй скользнул по нему взглядом:
– И какую интересную новость ты можешь сообщить?
Чэн Фэнтай ответил:
– Хочешь послушать о своем враге?
Шан Сижуй, которому словно в кровь яд впрыснули, сразу переменился, схватил Чэн Фэнтая за плечо и принялся трясти:
– Говори же скорее! Что? Они собрались разводиться?
Он тряс Чэн Фэнтая с такой силой, что тот взмолился:
– Ай! Да ты мне все мозги вытрясешь!
Шан Сижуй не унимался:
– Скорее! Что за сплетня?!
Чэн Фэнтай повязал ему шарф и сказал со улыбкой:
– Да это не та, а Цзиньлин.
Цзян Мэнпин для этой Фань Цзиньлин была роднее сестры, барышня Фань никогда не ладила с Шан Сижуем, и ей по праву принадлежало третье место в списке его недругов. Так что воодушевления Шан Сижуй не утратил:
– А с ней что?
– Она собралась обручиться, и угадай с кем? С девятым двоюродным братом вашего господина Ду Ци, – с широкой улыбкой на лице хлопнул его по плечу Чэн Фэнтай. – Вот так вот, хорошая вода не уходит в чужие поля, все остается в семье.
Семья Ду из поколения в поколение служила чиновниками, дельцов они всегда презирали, так что их помолвка с семьей Фань удивила всех. Шан Сижуй даже не пытался понять причины такого решения – он с поразительным простодушием не мог выносить, когда врагам его хорошо, так что весь охваченный горем, принялся беспрерывно вздыхать. Дошло до того, что, закончив представление, он отправился с Чэн Фэнтаем на ночной ужин, где только об этой новости и говорил, выказывая Фань Цзиньлин презрение вместо семьи Ду.
Чэн Фэнтай сказал с улыбкой:
– Сколько человек на тебя клеветали, а ты все спустил. Зато нашел теперь, с кем мериться силами – с девчонкой. Получается, что ты молодец только против овец, а против молодца и сам овца?
Услышав это, Шан Сижуй возмущенно заворчал без остановки.
День свадьбы третьей барышни Цао наступил в мгновение ока. Казалось, что это одно из самых ожидаемых событий в Бэйпине за прошедший год, пришли все видные лица и политики, а те, кто не смог прийти лично, отправили своих представителей. Чтобы всех рассадить, пришлось поставить сорок восемь банкетных столов. Влекомый заботой о собственных интересах, Шан Сижуй воспользовался именем командующего Цао и собрал со всех концов страны обожаемых им актеров, чтобы разделить с ними страсть к опере. Ему хотелось, чтобы каждый из них вышел на сцену и спел хотя бы несколько строчек, от радости он едва ли не приплясывал, как будто Новый год наступил раньше положенного времени.
Но не все сегодня веселились. Семья Ду и в самом деле послала на свадьбу девятого молодого господина, чтобы показать его людям и подготовить к будущей чиновничьей службе; кроме того, молодые смогли хоть немного сблизиться перед помолвкой – разумеется, под присмотром старших. Сперва Фань Цзиньлин собиралась предъявить своего жениха Цзян Мэнпин, чтобы та помогла ей определиться. Но раз явился Шан Сижуй, Цзян Мэнпин не посмела прийти. Глядя на распоясавшегося Шан Сижуя, Фань Цзиньлин люто его ненавидела! Да как назло, Ду Цзю[192] не додумался проявить хоть капельку такта, а кое-как подпевал Шан Сижую, словно опьянев от его выступления. Фань Цзиньлин тотчас помрачнела, не проронив ни слова, сбежала от Ду Цзю ко второй госпоже и уткнулась ей в плечо, дуясь на весь мир. Забавы Шан Сижуя, которым он предавался на сцене, второй госпоже тоже пришлись не по душе, бросив взгляд на младшую сестру, она сказала:
– Осталась ли у тебя хоть капля приличия? Сядь как положено и ешь.
Фань Цзиньлин принялась жаловаться:
– Здесь жарко и душно, я пойду взгляну на новобрачную.
Третья барышня Цао меняла наряд в задних комнатах, совсем скоро ей предстояло выйти к гостям, чтобы те выпили за здоровье невесты. В комнате для переодевания толпились служанки, подруги по учебе и актрисы, желавшие награды, повсюду царило буйство красок, а в воздухе расплывался тонкий аромат. Фань Цзиньлин всегда хорошо ладила с невестой, вот и сейчас, увидев ее, искренне обрадовалась, сердечно расцеловала и, обхватив третью барышню Цао за плечи, вставила ей в прическу шпильку, болтая с ней обо всяких девичьих тайнах. Их задушевные разговоры вдруг прервал высокий голос Шан Сижуя, долетевший снаружи. Третьей барышне Цао этот напев был слишком хорошо знаком, в девичестве она наслушалась его сполна, в течение года каждый день он будил ее в школу. Услышав голос Шан Сижуя, она словно повстречала старого друга, мыслями унеслась в прошлое, а затем обратилась к Фань Цзиньлин со смехом:
– Ай? Что это Шан-лаобань поет?
Фань Цзиньлин помрачнела и поджала губы: она готова была ненавидеть всякого, кто превозносил Шан Сижуя будто жемчужину:
– Понятия не имею. Что нового он может спеть, силы он тратит не на театр.
В тот год третья барышня Цао сблизилась с Шан Сижуем, именно тогда его охватило безумие от потерянной любви, однако оперу он любил столь страстно, что даже в помешательстве своем не мог ее позабыть. Она изумленно воскликнула:
– Быть такого не может! Шан-лаобань всегда такой старательный! В тот год, когда он жил в нашей семье, не было и дня, чтобы он не упражнял голос.
Как только всплыла эта тема, присутствующие женщины радостно ее подхватили и принялись выяснять у третьей барышни Цао подробности из прошлого Шан Сижуя. Та сделала вид, что ничего не знает. Тогда они обратились к молодым актерам из труппы «Шуйюнь», но те могли рассказать только недавние новости из жизни Шан Сижуя, о делах минувших дней хозяина труппы они не знали. Фань Цзиньлин, эта неискушенная девчушка, совсем не умела хранить секреты. О Шан Сижуе она знала поболее присутствующих, вот и стала говорить больше других, да еще исключительно в неприятных выражениях, – рассказала, как Шан Сижуй разлучил пару возлюбленных, поведала о его бесчисленных злодеяниях. Своими рассказами она хотела вызвать у гостей неприязнь к Шан Сижую, а может, и вовсе объединиться с ними против общего врага. Разве могла она подумать, что вынесенное на обсуждение прошлое Шан Сижуя лишь раззадорит барышень, в их глазах он стал еще необыкновеннее, а обаяние его заиграло с новой силой. В результате этой беседы те,
