Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
Пусть снаружи и шли горячие споры вперемешку с бранью и перепалками, у Шан Сижуя не было свободного времени для сплетен. Ко всеобщему удивлению, буря еще не успела стихнуть к концу года, а кто-то под покровом ночи успел разгромить редакции тех газет, что распространяли сплетни, да причем их не просто разгромили, но и вымазали нечистотами двери, еще с полгода они не работали. Когда на следующий день Шан Сижуй услышал эту новость, первой его реакцией была радость, он восхитился этим благородным смельчаком. И все же, остыв, понял, что ничего хорошего в этом нет. Допросив по порядку приближенных к нему людей, он вывел в главные подозреваемые Чэн Фэнтая и Ду Ци. Эти двое яростно принялись все отрицать, утверждая, что они не стали бы поступать столь безрассудно и подставлять Шан Сижуя под удар. Пожалуй, это было правдой, и все же долг этот записали на счет Шан Сижуя. Пусть даже формально тот не давай никаких указаний, произошло это, по сути, с его подачи. Получается, если кто-то скажет дурное о Шан Сижуе, у того он отбирает заработок. Разве это не очередное подтверждение того, что он истинный театральный тиран? Совершив круг расспросов, Шан Сижуй так и не получил ясного ответа, дело это осталось нераскрытым. Шумные обсуждения в городе велись еще несколько дней, и все же до конца года их не хватило. В Бэйпине постоянно что-то случается, и вскоре «Чжао Фэйянь» затмила новость, что семья командующего Цао выдает замуж дочь.
Новоявленный зять семьи Цао оказался из обеспеченной семьи, служившей чиновниками при прежней династии. В позапрошлом году он вернулся с учебы из-за границы. В университете он изучал инженерное дело и никакого отношения к политике и нынешнему правительству не имел. Положение его было схоже с Ду Ци, однако он был намного порядочнее и серьезнее, чем седьмой молодой господин. Третья барышня Цао называла его своим братом по учебе, и Цао Гуйсю лично ударил с ним по рукам, признав как мужа младшей сестры. По слухам, кроме излишней робости, других недостатков у него не было. Однако робость считалась даже чем-то хорошим: Цао Гуйсю не стерпел бы, начни кто хитрить с его третьей сестрой.
Неизвестно было, что именно командующий Цао задолжал Цао Гуйсю, но отец с сыном всегда враждовали. И все же в некоторых делах командующий Цао прислушивался к мнению сына, хоть и видно было, что этого зятя, кабинетного мужа, он презирает, делом всей жизни третьей барышни все же распорядился Цао Гуйсю. Минуло уже два месяца, как Цао Гуйсю вернулся с места дислокации, и все это время он занимался организацией свадьбы младшей сестры. И вовсе он не походил на стороннего наблюдателя, пускающего все на самотек, как описывала его Чэн Мэйсинь: сегодня он встречался с каким-то чиновником, завтра обедал с богачом, в точности светский лев, что обошел весь Бэйпин, да еще и ухитрился в итоге собрать приличное приданое. Когда слухи об этом дошли до Чэн Фэнтая, он засел дома, приготовившись встретить врага во всеоружии: он ждал, что племянник и к нему придет клянчить деньги в счет эдакого родственного долга, но отчего-то Цао Гуйсю сделал ему снисхождение, и в дом так никто и не заявился.
В тот день Чэн Фэнтай пришел к Шан Сижую, где застал Цао Гуйсю, распивающего чай в зале. Они с Шан Сижуем вспоминали старую дружбу, говорили о былом, и, судя по смеху, им было очень весело. В комнате горели электрические лампочки, от чашек с чаем поднимался горячий пар, окутывая лицо Цао Гуйсю словно туманом. Сидя против света, он казался уже не таким воинственным, а скорее благовоспитанным и утонченным юношей. Он не знал, куда ему деть длинные ноги, привыкшие к сапогам для езды, так что просто вытянул их, а сам развалился на стуле – редко когда его можно было увидеть столь расслабленным. Увидев вдруг, как входит Чэн Фэнтай, он отставил чашку в сторону и с трудом поднялся, выражение его лица тотчас же переменилось.
– Тогда так, – обратился он к Шан Сижую, – все семейное торжество я поручаю тебе, ты на нем играешь ведущую роль. И передай от меня Ню Байвэню, пусть приглашает всех хороших актеров, ни к чему экономить мои деньги. – А сам повернулся к Чэн Фэнтаю, кивнул ему и поприветствовал: – Второй господин Чэн!
Чэн Фэнтай кивнул в ответ и назвал того старшим молодым господином. Цао Гуйсю даже не стал просить у Чэн Фэнтая денег, да и развивать разговор дальше не посчитал нужным. Не проронив ни одного лишнего слова, он надел шляпу и сразу же ушел, что выглядело не очень-то прилично. Впрочем, Чэн Фэнтай нисколько не обиделся.
Только Цао Гуйсю вышел за порог, как Чэн Фэнтай покосился на Шан Сижуя:
– От моего старшего племянника обычно и улыбки не дождешься, а тут вы с ним так славно поладили.
Шан Сижуй ответил уклончиво:
– Да, мы со старшим молодым господином любим посудачить о минувшем, о делах прошлого.
Чэн Фэнтай изумился:
– У вас еще есть дела прошлого?
– Есть, и причем немало! Я пою ему оперу, а он играет мне на губной гармошке. Когда мы собираемся вместе, нас вполне можно посчитать Бо Я и Цзыци [191]!
Чэн Фэнтай рассмеялся:
– Да куда уж вам двоим до Бо Я и Цзыци!
Шан Сижуй хотел было еще что-то возразить, но не успел он открыть рот, как Сяо Лай прокричала ему со двора:
– Шан-лаобань, пора, нужно собираться на сцену.
Услышав это, Шан Сижуй с шумом собрался, вызвал машину и готов был уже отправляться в театр:
– Сегодня я Чжугэ Лян!
Кроме заключительных спектаклей под конец года,
