Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр

Громко выругавшись, Шицзю вскричала:

– Да он и не человек вовсе! Старый ублюдок! Тьфу! Вчера только явился к нам за кулисы, с наглым видом упрашивая нашего хозяина пожаловать ему роль, да ему сколько лет вообще! Срам-то какой! Не хватало ему только на колени рухнуть перед хозяином! Все же это видели, так! Ох! Что он там говорил? «В “Опьянении Ян-гуйфэй”, что вы изменяли прежде, это я играл Гао Лиши, значится, уместно будет мне присмотреть за матушкой Фэйянь и здесь!» А выйдя от нас, тут же опубликовал в газете статейку, губящую людей! Как по мне, этот старый засранец, что никак не сдохнет, слишком долго играл слуг, от кого ему есть хоть какая-то польза, тому он и лижет зад!

Увидев, что пришел Шан Сижуй, она не прекратила браниться, закатывая глаза, обзывала неизвестного «старым придурком, что никак не сдохнет» и «бесстыжим». Прочие актеры вторили ей на все лады, перебивая друг друга самыми оскорбительными ругательствами. Все они полагались на Шан Сижуя как на ходячую вывеску, и, когда репутация его страдает, они ощущали это еще острее, гневались еще больше, чем сам Шан Сижуй!

Шан Сижуй, дуб дубом, непонимающе спросил у Юань Лань:

– Кого это вы браните?

Юань Лань взглянул на него и легонько усмехнулась:

– Хозяин еще не знает о сегодняшней газете?

Шан Сижуй ответил:

– Так, пролистал.

– Тогда, должно быть, ты видел слова Цзинь Лушэна [189]?

Хотя Шан Сижуя и терзали сомнения, он не смел утверждать наверняка, так что спросил:

– Тот человек – Цзинь Лушэн? Я не знаю точно, в газетах все подписываются вымышленными именами.

Шицзю громким голосом перебила его:

– Хозяин, не прикидывайся идиотом! Кроме старого хрыча по фамилии Цзинь, кто еще мог это написать? Он же просил вас дать ему роль старшего евнуха Жуйаня, вы проигнорировали его. Столько раз он получал от вас выгоду, а один раз не накормили старого пса, как он мигом переметнулся к врагу! Вы посмотрите, что пишут в газете, умудренный опытом актер, заслуженный мастер театрального мира! С чего это вдруг он что-то там заслужил! Кто это его уважает! Ночной горшок династии Тан тоже древность, а в него мочу собирают! Он вообще знает, что это значит – надругаться над пьесой?! А уж кто те другие, что развели тут обсуждения, мы попросим выяснить у господина Гу! Никому из них не дадим жить спокойно!

Хотя Шан Сижуй и не стал вслед за ней ни над кем издеваться, по выражению его лица стало видно, что он пришел в хорошее расположение духа. Он бросил на стол складной веер и, обернувшись к Шицзю, поощрительно ей улыбнулся, ясно было, что он не собирался играть роль человека, за зло платившего добром.

Юань Лань проговорила с улыбкой:

– Цзинь Лушэн остается слугой как на сцене, так и в жизни, где уж ему взять храбрости и опубликовать такое в газете. Как по мне, за ним кто-то стоит. – С этими словами она вскинула одну бровь и затянулась, как будто тщательно обдумывая сложившуюся ситуацию. Многие из присутствующих, должно быть, догадались, кто стоял за уничтожением Шан Сижуя, но нашлись и те, кто так ничего и не понял. Шан Сижуй призадумался, в груди у него зашевелились смутные сомнения. Чэн Фэнтай спросил вместо него:

– Пусть старшая шицзе скажет, кто же этот клеветник?

Юань Лань зловеще усмехнулась:

– А чего тут думать? Чжао Фэйянь хозяина и Су Дацзи семьи Цзян сошлись в схватке. Хотя их «Павильон, касающийся звезд» и собрал неплохо, все же в день премьеры заядлые театралы, не сумевшие купить билет на «Чжао Фэйянь», скорее соберутся у дверей театра «Цинфэн» хотя бы послушать представление, чем пойдут смотреть на Дацзи. Я слышала, что зрителей к ним пришло вот столько, – Юань Лань сложила пальцы с зажатой сигаретой в изящном жесте, показывая ноль, и все в зале выдохнули разом:

– Шиди с шисюном померились силами, и шисюн проиграл, как тут радоваться?! И говорить нечего! Это точно мерзкие происки семьи Цзян! Вот же жабы, уселись на ногу: хоть и не кусают, а все равно воротит от них!

Шан Сижуй кивал без остановки, всем своим видом показывая, что его и впрямь сейчас вывернет. Чэн Фэнтай нашел эту историю занимательной, заулыбался, а сам подумал, какая же грязь развелась в «грушевом саду». Вздохнув, он покачал головой. Хоть и неизвестно, из чьих уст исходила эта клевета, в конце концов доказательств никаких нет, нельзя однозначно утверждать, что это чья-то месть. Каждый актер, выходящий на сцену, терпел несправедливость, однако Шан Сижуй, выделявшийся более прочих, нажил себе много врагов, так что и унижений на него сыпалось больше, чем на других. «Чжао Фэйянь» была лишь началом, в последующие дни газеты все свое внимание обратили на Шан Сижуя, наперебой осыпая читателей слухами и кривотолками из его жизни. Обсуждали не только постановки Шан Сижуя, ко всему подводили сплетни из его личной жизни. В гуляющих по городу слухах Ду Ци превратился в личного советника Шан Сижуя, и это стало ответом на вопрос, отчего тот не писал либретто для других, а следил только за гримом одного Шан Сижуя. Людей со стороны, проходивших случайно мимо театрального мира, невольно осенила догадка; однако знающие, читая все эти статейки, лишь смеялись.

Не имело значения, что газеты пошли войной против «Чжао Фэйянь», это нисколько не умаляло ее популярности у публики. Новому поколению театральных знатоков всегда казалось, что критика в газетах – ничего не стоящая брехня, ясно же, что это актеры завидовали друг другу. Опытные же театралы, прочитав рецензии, хоть и отнеслись к «Чжао Фэйянь» с презрением, а все-таки им самим очень захотелось пойти и взглянуть, так ли сильно волнует кровь Чжао Фэйянь в исполнении Шан Сижуя. Тем временем Ду Ци, взяв себе новый псевдоним, каждый день вступал в перебранки с газетными критиками. Ругань их доходила до того, что они справлялись о предках и родителях оппонента, ни капли учености в их спорах уже не осталось. В ругани Ду Ци был еще искуснее, чем в написании либретто, он с таким усердием обложил нескольких критиков, изранив их своими колкими словами, что даже ступни у тех загноились, они ничего не могли ему ответить. Закончилось все тем, что критики повесили на Ду Ци ярлык «бешеного пса, выращенного Шан Сижуем специально для того, чтобы бросаться на людей», да сами и сбежали, поджав хвосты. Получив этот титул, Ду Ци загордился еще сильнее, обняв Шан Сижуя за