Лед - Андрей Алексеевич Панченко
Начинается… Я тяжело вздохнул, и не говоря не слова потопал за капитаном. Вот они, медные трубы, привыкнуть к которым мне еще предстоит. Каждая сволочь считает своим долгом подержать мою мозолистую руку каюра в своих потных ладошках! Достало! А ведь я когда-то хотел славы, из-за этого и начал снимать блоги про путешествия… Сбылась мечта идиота!
Первую неделю нас сильно качало — в Атлантике стоял ветер, и вода была серо-зелёной, холодной, безжалостной. Всю эту неделю я практически не вылезал из каюты, ссылаясь на морскую болезнь. Общения с толстосумами, моими попутчиками по первому классу, мне хватило за глаза и в первый день знакомства. Все их разговоры рано или поздно сводились к себе любимому, к бизнесу и мерянью письками, у кого длиннее и толще. Точнее, у кого больше связей, активов, бабла и недвижимости. А я для них был просто очередной экзотической зверушкой, знакомством с которой можно потом похвастаться друзьям и родственникам. Так что всю эту неделю я тупо спал, читал книги и жрал всякие деликатесы в гордом одиночестве, наслаждаясь покоем.
На вторую неделю шторма прекратились, и для меня плавание превратилось в ад. Отмазка про морскую болезнь больше не проканывала, мне пришлось выползти из своей берлоги. И я тут же снова попал в центр всеобщего внимания! Даже на прогулочную палубу было не выйти! Даже ночью! Волны утихли, и на палубу стали выходить женщины и дети. И все эти мерзкие дамочки, считающие себя центром вселенной, надув от обиды губы полезли ко мне, упрекая меня в том, что я не уделяю им внимание! Кто вы все, мать вашу⁈ Мне хотелось послать их всех туда, куда всем им давно была дорога! На х… к мужу в постель короче! Но приходилось натягивать на морду лица вежливую улыбку, оправдываться, извиняться за то чего я не делал, трепать за щеки отожравшихся до состояния розовых поросят младенцев и выдавливать из себя комплементы.
Когда плавание подошло к концу, я прям выдохнул от облегчения. Схватив свой чемодан и саквояж с бумагами, не дожидаясь грузчиков, я буквально первым спустился по трапу на причал порта Гамбурга. Через несколько минут, я уже был в зале прибытия порта, и подавал свой паспорт для контроля сержанту пограничной полиции, в то время как таможенники с интересом копались в моих вещах. Закончив формальности, я поймал пролетку и смотался к чертям собачим!
Сбежав, я снял не очень дорогую, но приличную гостиницу не далеко от вокзала, и до прибытия поезда, которому предстояло отвезти меня в Петербург, я тупо провалялся на диване, с бокалом пива в руках. Слава богу, что меня никто из вездесущих журналистов за это время не нашел! Впереди ждала родина — не та, с которой я уезжал, но всё же родная.
Я прибыл на Варшавский вокзал Петербурга рано утром. Еще только светает, но город уже не спит. После долгой дороги из Варшавы поезд наконец замедляет ход, и за запотевшими стеклами вагона показались знакомые силуэты — купола, телеграфные столбы, черепичные крыши рабочих предместий. Я раньше в Питере жил, и богом клянусь, если нанести на стены старинных домов граффити из баллончиков, мы тут же перенесёмся в мой двадцать первый век, настолько ничего не поменялось больше чем за столетие! У меня аж сердце в груди защемило…
Я сижу в купе первого класса. Стены обиты зелёным сукном, в углу — латунная лампа, чуть покачивающаяся от движения, позвякивает ложечка по стеклу стакана. Проводник, пол часа назад принес мне чай в серебряном подстаканнике. Поезд подаёт долгий гудок и останавливается с глухим скрипом. Проводник в форменном сюртуке открывает дверь моего купе и кланяется:
— С приездом, вашбродие!
Я спустился на перрон. Первая мысль: люди. Шум. Тепло. Запахи. Запах дыма, жареного лука от буфета, запах мокрой шинели. На мгновение закружилась голова.
Передо мной выросла толпа: военные, чиновники, фоторепортёры с треногами, разномастно одетые горожане. Я слышал выкрики:
— Вот он!
— Где он⁈ Где Волков?
— А молоденький то какой!
— Это сопля что ли и есть Волков⁈ Не может быть! Тот же и повыше, и побольше быть должен, и борода у того!
Подошёл человек в мундире флота, с медалями. Он протянул руку:
— Позвольте представиться, Решетников Константин Ильич! От имени Императорского Географического общества, поздравляю с возвращением, доктор. Россия гордится вами!
Снова вспышки, но я к ним уже привык, и только непроизвольно морщусь. Издержки профессии полярника, которые тут почитаются как в моё время космонавты. Чиновнику я жму руку, и киваю головой, чувствуя, как дрожат пальцы. Не от холода — от волнения. Какая-то молодая девка шустро сует мне в руки букет из полевых цветов и тут же растворяется в куче народа, что меня окружили. Повернув голову, я вижу флаг — наш, российский, с двуглавым орлом, над толпой. Среди встречающих я замечаю и часть моих товарищей по экспедиции — они держались вместе, смотрели на меня и улыбались. Мы переглянулись и коротко кивнули друг другу. И я и они знали — встреча будет долгой, в гостиницу меня никто не отпустит. Из толпы вдруг выбирается носильщик в синей жилетке с латунным номером. Он бежит ко мне:
— Багаж ваш? Разрешите, сударь?
— Да, бери, только далеко не отходи, я не знаю на чем и куда я поеду — Киваю я головой.
— Не извольте беспокоиться! Подождем и проводим в лучшем виде! Мы же понятие имеем, херой вы как никак!
Грузчик ловко хватает мой саквояж и чемодан, аккуратно принимает из моих рук длинное суконное пальто, и исчезает за моей спиной. Я вдыхаю влажный петербургский воздух с примесью дыма, навоза и пряников из вокзального буфета. Черт, хорошо то как!
— Пройдемте Иссидор Константинович, не ровен час дождь опять ливанёт! Крышу починяют, как вы могли заметить, а сегодня в столице дожди-с — Решетников хватает меня под руку — В здании вокзала накрыт фуршет, там будет удобнее!
Я взглянул наверх. И точно, как раз над нами часть крыши отсутствует, а по балкам перекрытия снуют рабочие, с интересом посматривая вниз. В просвете чернеют налившиеся влагой облака, готовые лопнуть в любой момент. Питер, он и есть Питер…
Топаем всей толпой в здание вокзала. В зале ожидания всё
