Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
Шан Сижуй ничего не понимал:
– А что не так с вопросом о дате билетов? При чем тут валить с больной головы на здоровую?
Юань Лань ответила:
– Да они ведь намеренно ищут ссоры! Будь это какая-нибудь другая труппа, они давно уже бежали бы, поджав хвост, разве посмели бы приходить в труппу «Шуйюнь» и бросать нам вызов? Но это ведь семья Цзян! Говоря по существу, вы должны звать младшего Цзян-лаобаня своим шисюном!
На деле Шан Цзюйчжэнь и прежний хозяин труппы «Жунчунь» господин Цзян были шиди с шисюном, так что, когда старший сын господин Цзяна встал во главе труппы, этот порядок старшинства все равно сохранился, хотя они с Шан Сижуем ни дня не проучились вместе. В тот год, когда Шан Сижуй приехал в Бэйпин, один лишь Нин Цзюлан бросился ему на помощь, прочие же дядюшки-наставники да шисюны только и знали, как пугать его, пользуясь своим положением, совершенно не заботясь о нем. У Шан Сижуя с рождения был такой нрав, что родства он не признавал, для него имела значения одна лишь дружба, на кровные связи внимания он не обращал. С тех пор он начал с еще большим пренебрежением глядеть на наставников. С улыбкой он проговорил:
– И что с того, что он шисюн? У моего отца было много соучеников! Я его-то и не знаю! Он не имеет ко мне никакого отношения, так что я уступать ему не собираюсь! – Он добавил, не скрывая отвращения: – Каждый год на три главных праздника [186] я посылаю господину Цзяну подарки, этого хватит, чтобы выразить почтение к старшим! Чего еще они хотят? Если они в самом деле думают, что меня можно призвать к порядку, как младшего по возрасту, то я этого не позволю!
Когда Шан Цзюйчжэнь был еще жив, он мог надавать Шан Сижую тумаков трижды за день – и то тот никогда не покорялся и не смирялся, что уж говорить о каком-то номинальном старшем брате учителя! Юань Лань заметила, что вот-вот Шан Сижуй начнет проявлять свой ослиный нрав, и поспешила сказать:
– Никто и не заставляет тебя менять репертуар. Я лишь хочу сказать, что как поставим «Чжао Фэйянь», ты должен поднести подарок семье Цзян! Никто не сможет сделать это за тебя, это ведь старший брат твоего учителя! У труппы «Жунчунь» тоже громкое имя, не станем же мы их оскорблять, не так ли, хозяин?
Шан Сижуй издал что-то неразборчивое, этот разговор ему явно надоел, и непонятно было, согласен он или же нет, а прочие не осмеливались снова об этом заговаривать.
В день премьеры «Чжао Фэйянь» Чэн Фэнтай с Фань Лянем отобедали с несколькими деловыми партнерами, а вечером повели их в отдельную ложу слушать пьесу. Великолепное зрелище, устроенное Шан Сижуем, уже не удивляло Чэн Фэнтая с Шан Сижуем, однако их гости не из Бэйпина, не привыкшие к этому миру, только вошли в театр, а уже начали восхищенно охать и вздыхать, отчего Чэн Фэнтай загордился так, словно это и его успех тоже. Когда представление началось, на сцене показалась Чжао Фэйянь, известная своими крошечными ножками. Для этого Шан Сижую пришлось ступать на цыпочках, он шагал столь невесомо, будто обратился духом, весь его облик был подобен трепещущей на ветру тонкой веточке ивы – от одного взгляда на него щемило сердце. Его наряд, украшения для головы и грим – ничего подобного зрители не видали прежде, каждое его движение полнилось живостью и очарованием, он соблазнял одним взмахом руки. Он не произнес еще ни слова, а все в зале уже сидели завороженные. Шан Сижуй и добивался, чтобы, облачившись в театральный наряд, он уже предстал героем старинной картины. Не было нужды танцевать или петь, едва ступив на сцену, он уже захватывал зрителей. В старых пьесах все было не так, костюмам и украшениям недоставало эффектности, и Шан Сижую всегда казалось, что им не хватает очарования.
Чжао Фэйянь завоевала обожание императора непревзойденным танцем, вот почему в этой пьесе особый акцент ставился на жестикуляции и движениях. Шан Сижуй пел и танцевал все то, что Чэн Фэнтай уже видел на репетициях. И все же, когда он облачился в наряд и нанес грим, все ощущалось совершенно иначе. Хотя Чэн Фэнтай и видел эту пьесу уже сотни раз во время прогонов, на сей раз были и декорации, и полное облачение. Шан Сижуй всецело захватил его внимание, он начал свой танец, и Чэн Фэнтай, рассказывающий партнеру об укладе труппы «Шуйюнь», вдруг замолк.
Хань Чэн-ди приглянулась Чжао Фэйянь, и он ввел ее в императорский дворец, где между государем и наложницей случилась близость, исполненная страсти, представленная столь достоверно, что зрители тут погрузились в фантазии. Когда Чэн Фэнтай смотрел репетиции, сцена эта не произвела на него особенного впечатления, сейчас же, стоило Шан Сижую облачиться в наряд Чжао Фэйянь и войти в роль, как происходящее на подмостках стало слишком уж достоверным. Затем Чжао Фэйянь представила императору свою родную младшую сестру Хэдэ, обе сестры сопровождали императора в прогулке на лодке по пруду Тайечи [187], где Фэйянь, встав на самое видное место, пела и танцевала, исполнив «Ветер, дующий в сторону дома» и «Проводы» [188]. Чтобы воспроизвести «плывущую поступь» Чжао Фэйянь, Ду Ци чего только не делал: и просматривал всевозможную литературу, разыскивал танцовщиц-гейш, не жалел никаких усилий, пытаясь что-нибудь придумать, и все же его задумка оставалась кабинетными разглагольствованиями ученого: на словах красиво, но как же трудно это исполнить! Испробовав, казалось бы, все варианты, они так и не достигли желанного изящества. Шан Сижуй много раз ссорился с Ду Ци, обвиняя его в том, что он ничего не понимает, думает, будто все так просто. Они кричали друг на друга и всячески изводили, и все же Шан Сижую удалось передать ту дрожь, с которой цветочная ветвь трепещет на ветру, так что Ду Ци наконец удовлетворенно кивнул. Сегодня же Шан Сижуй облачится в торжественный наряд, в котором и вышел на помост, а Ду Ци сидел вдалеке, бросая на него неясные взоры.
Чэн Фэнтай уставился на сцену, держа в руках
