Военный инженер товарища Сталина 2 - Анджей Б.
Когда подходили к землянке, Игорь спросил:
— Так вы видели, как я появился в лесу?
— А вы как думали? Видел. Из пустоты.
И лейтенант хитро подмигнул.
* * *
Наступившее утро ознаменовалось новым наскоком казачьей сотни, где-то далеко от землянки, за соседним холмом. Удачной ли была атака, он так и не узнал, поскольку сразу после умывания и легкого завтрака его вызвали в штаб. Вошедший знакомый лейтенант был с утра свеж, выбрит и как всегда приветлив, вроде как и не было вчера того лукавого взгляда, с которым он, уходя попрощался.
Войска прибывали, уходили в сторону Калужской дороги.
— Маршал Ней вскоре вас примет. Сейчас они с Мортье беседуют по поводу дальнейшего наступления.
— А Император?
— Он отбыл утром вместе с начальником штаба Бертье и маршалом Лефевром. Меня зовут Мишель. По-вашему Михаил, — засмеялся он и подмигнул. — Будем друзьями?
Игорь даже не медлил с ответом. Этот молодой гренадер ему положительно нравился.
— Будем! — и пожал в ответ протянутую ладонь честного француза. — Меня называйте Игорем.
— Я видел, что вы появились из пустоты .
— Простите, Мишель, я действительно заблудился.
Подбежал вестовой. Объявил, что их ждут в штабе: Главнокомандующий освободился и желает видеть русского учёного пленника с переводчиком-лейтенантом.
Беседа длилась около часа. Потом был обед. А вечером ужин в землянке.
Проснувшись утром от навязчивой мысли, что только в том лесу, где он появился, можно будет вернуться в барокамеру, пилот уверовал: червоточина, перекинувшая его сюда, должна появиться вновь. За ним. Забрать его обратно в своё время. Иначе и быть не может. Верно?
Как раз появился Мишель.
— Мы можем сходить в тот лес, где вы возникли внезапно, — хитро подмигнул лейтенант. — Пропуск есть, и блокпосты, я надеюсь, мы пройдем без всяких неприятностей. Тем более генерал Себастиани уже предупреждён маршалом лично. Кто вы такой, генерал не знает, однако предполагая к вам симпатию самого Главнокомандующего авангардом, он не будет чинить нам препятствий. Мало того, он только что предлагал мне ещё двух сопровождающих, но я отказался. Бежать вам некуда: кругом французские войска, а партизаны Платова и Давыдова щекочут нервы где-то впереди — теперь это головная боль Мюрата с Даву.
Путь предстоял через полки, через войска, через блокпосты — в глубину леса.
Из будки вышли два караульных, и Мишель предъявил капралу пропуск. Разговор шёл по-французски. Увидев печать штаба и подпись Нея, капрал без лишних слов отдал честь. Открыв шлагбаум, посоветовал напоследок:
— Там в лесу партизаны шалят, месье лейтенант. Вам дать сопровождающих?
Мишель отказался, мотивируя тем, что далеко заходить не будут. Вернутся часа через три, как раз к обеду.
— Тогда избегайте той части леса, — капрал показал рукой справа от себя. — На блокпосты они пока не нападают, но в самом лесу отстреливают наших отставших солдат. А если увидят офицера, как вас, то непременно возьмут в плен.
Мишель успокоил его, показав два пистолета, заткнутых за пояс.
Полтора часа они блукали по лесу, отыскивая место растворившейся в пространстве барокамеры. Французу девятнадцатого века казалось это диковинкой, и непременно хотелось узнать, как пленник мог материализоваться буквально из воздуха — он сам тогда видел.
— Я рисковал, приводя вас сюда. Поэтому, когда вы найдете то, что ищете, смею надеяться, всё объясните.
— Обязательно!
А сам Игорь подумал: «Ну, как я смогу ему рассказать о Курской дуге, о войне с немцем, о перемещении в двадцать первый век? Я ведь и сам, по сути, ни черта в этом не смыслю».
Кругом слышались подозрительные шорохи, крики вспугнутых птиц, шелест веток. Однажды даже почудилась русская речь. Где-то невдалеке ухнуло, где-то заржали кони. Казалось, это был чужой лес. Не русский. Поэтому, когда они, наконец, увидели вихрем снесенную поляну с образовавшимися на ней правильными кругами, летчик облегченно вздохнул. Оба уже подходили к нему, и Игорь мучительно размышлял, как избавить достойного лейтенанта от научных объяснений, как вдруг волна спрессованного горячего воздуха ударила его в спину: Вжа-аахх! Опрокинула на землю. Заложила уши так, что, казалось, весь его мыслительный аппарат раскидало веером по поляне, словно фейерверк в небе. Боли не было. Подавляя желание чихнуть и отгоняя муравья, Игорь бросил взгляд вправо. Ему вдруг стало мучительно плохо. Позыв к рвоте дал сигнал лёгким освободить место для протяжного всхлипа.
— О-о, господи…
Хватая горячий, пахнущий гарью воздух ртом, он дико заорал. Муравей пропал, а вместо него в фокусированном взгляде перед лицом предстал носок сапога лейтенанта, подергивающийся как примитивный организм, лишённый разума. Так ведёт себя хвост ящерицы, оторванный от тела — дрожащий и подпрыгивающий на земле. От взрыва верхняя половина Мишеля сложилась как книжка, а потом и она упала медленно вперед, так что когда он окончательно упокоился на земле, ноги его аккуратно лежали поверх туловища. Когда Игорь, превозмогая позывы к рвоте, уставился на носок ноги, Мишель ещё пару раз двинувшись, застыл в траве. Лишь остаточное явление подрагивающих нервов заставляло этот носок мелко дрожать. Точное попадание пушечного ядра сложило тело лейтенанта вдвое, и Мишель, как физическая единица природы перестал существовать — так по-научному заключил бы для себя пилот двадцатого века. Душа, выпущенная на свободу из благородного тела, взвилась к облакам и устремилась в сонм усопших где-то там, на краю Вселенной. Мишель умер. Мир его праху.
Как бы в подтверждение этому, в лесу снова грохнуло
