Военный инженер товарища Сталина 2 - Анджей Б.
Страха, на удивление, не было, и когда лейтенант откинул полог палатки, лётчик смело вошёл внутрь.
Убранство внутри передвижного шатра было великолепным, и поражало своей роскошью. У выхода изнутри на карауле стояли два вышколенных гвардейца из свиты самого императора. На козетке, в расстегнутом маршальском мундире полулежал сухопарый, выше среднего роста, ещё не старый господин с картой в руках.
Игорь тотчас мысленно сравнил представшего перед ним военачальника с портретами маршалов, которых помнил ещё со школы, и остановился на фамилии: Ней.
Да. Это был он. Мишель Ней, один из сподвижников Императора еще с тех времён, когда Бонапарт был простым капитаном артиллерии. Родился в 1769-м году, ровесник Наполеона, и считался, как и Лефевр, его близким другом. После «Ста дней» будет расстрелян Бурбонами в 1815-м году, в возрасте 46-ти лет, в самом расцвете сил и блестящей карьеры. Стало быть, сейчас ему 43 года, подумал Игорь. Неплохой возраст для маршала Франции.
Разноцветные флажки, утыканные в карту, указывали локацию различных войск. От карты отошёл внушительного вида господин с указкой в руке, в таком же в маршальском мундире, — видимо, до этого показывающий расположение и движение неприятеля.
Пилот узнал и его. Он неплохо помнил портреты основных маршалов Наполеона.
«Луи Александр Бертье, — мелькнуло воспоминание. — Самый старший по возрасту. Родился в 1753-м году, а закончит жизнь в 1815-м, так же, как и Ней».
В палатке так же присутствовали несколько генералов, утро только начиналось и, вероятно, предстоял военный совет, когда ввели пленника.
Все с интересом и любопытством принялись рассматривать незнакомца: пленники попадались им и ранее, однако этот , похожий на выходца из иного мира, по–видимому, попался им впервые.
— Votre nom? — почти дружелюбно спросил Ней.
Игорь почтительно назвался и поклонился в ответ. Он принялся лихорадочно копаться в полузабытых знаниях французского языка, чтобы ненароком не сболтнуть что-то лишнее.
— Tu n’es pas arme? — последовал второй вопрос. Летчик двадцатого века с мольбой посмотрел на лейтенанта, и тот пришёл на выручку.
— Можете говорить по-русски, — предложил он. — Я буду переводить.
Далее разговор пошел более оживленно. Ней задавал вопросы, профессор отвечал, лейтенант переводил. Предложили сесть, и по всему было видно, что к нему относятся не как к пленнику, а скорее как к диковинной вещице, словно попавшей в коллекцию.
Снаружи послышались звонкие звуки фанфар и громогласные крики приветствий на разных языках. Бонапарт въезжал в передовые части авангарда.
Ней дружелюбно обратился к пилоту:
— Nous vous reverrons.
«Мы ещё встретимся с вами» — перевёл для себя Игорь. Тут лейтенант был не нужен.
Затем маршал отдал приказ гренадеру:
— Le nourrir et le laisser se reposer.
И это он понял без перевода: «Накормите его и пусть отдыхает».
У входа в землянку уже стоял невозмутимый солдат, будто выросший из-под земли.
Уходя, лейтенант всё же задал тот вопрос, которого летчик ждал ещё в штабе:
— Как вы оказались в лесу сразу после того, как там пронесся неизвестно откуда взявшийся смерч?
Игорь сглотнул комок в горле, и как можно безмятежно ответил:
— Я и сам видел этот вихрь издалека, но к нему никакого отношения не имею. Шёл два дня, заблудился, думал, выйду из леса в надежде отыскать свою семью. А тут выстрелы, взрывы, и вдруг вы из деревьев.
Офицер лукаво улыбнулся:
— Ну-ну… — и подмигнул, прощаясь до утра.
«Он что-то знает или что-то видел» — пронеслось в мозгу Игоря.
На том и расстались почти хорошими приятелями. Попади он в лесу в руки другого офицера — кто знает, чем бы всё обернулось.
* * *
Его поместили в землянке. По периметру стен в землю были вкопаны две двухъярусные деревянные лежанки — итого на четыре человека. На лежаках размещались свернутые в рулоны матрацы, видимо приготовленные для вновь подходящих из арьергарда командиров. Посреди помещения стоял врытый в землю дубовый стол, вокруг которого располагались срубленные табуреты и подножки для ног. Всё продумано — недаром французы. По стенам висели дешевые полотна, изображающие дворец Тюильри. Пилот обратил внимание на внушительный портрет Бонапарта кисти Давида, висящий справа от входа. Позднее, спустя полтора века, этот портрет будет находиться в Лувре, в самом центре Парижа, и не «реставрация», ни «сто дней», ни забвение на острове Святой Елены не помешают этому шедевру добраться до современников 20-го столетия. Вот где парадокс Времени! Кривизна пространств и тайна Вселенной. Он в землянке французов — кто бы мог поверить — и перед ним портрет Императора.
В дверь постучали. Вошел конвоир с подносом в руках. В котелке был горячий густой суп, похожий на жульен.
Пообедав, Игорь вышел из землянки, ополоснуться и сходить в уборную. Стражник взял почтительно «на караул».
Поляна пуста. Стояли лишь неубранные палатки для вновь подходящих войск, да тлели очаги костров. Вдалеке слышался смех маркитанток и густоватые басы офицеров. Ряд срубленных из дерева шатких кабинок предполагал наличие сразу нескольких уборных — и надо же, воспользовавшись одной из них, пилот остался довольным: относительно чисто и по-европейски — вот что значит французы.
Он не успел по достоинству оценить эстетику, как вдруг за спиной что-то просвистело. Раздался взрыв: ба-аамм! Где-то заржали лошади. День, до этого бывший спокойным, в одночасье превратился в короткий огненный ураган. Уже позже он узнал, что это была очередная небольшая атака партизан — около сотни всадников с двумя пушками нахлынули лавиной на неприятеля, порубили с десяток пехотинцев, снесли выстрелами несколько палаток, и так же внезапно ускакали, рассыпавшись в невысоких холмах.
Один из этих выстрелов едва не зацепил Игоря.
Потом всё утихло. Французские уланы кинулись догонять партизан, однако тех простыл след.
Летчик ещё отряхивался, когда к нему подбежал его давнишний лейтенант.
