Ветер перемен. Книга пятая - Александр Заречный
Музыканты оркестра уже сидели на своих местах. Кто-то поглядывал в зал, кто-то чуть слышно наигрывал что-то на своём инструменте...
Никсон, скользя взглядом по их лицам, встретился глазами с Александром и слегка кивнул ему, улыбнувшись.
Дирижёр поднял палочку и все звуки сразу же стихли. Тут же застрекотала кинокамера, объектив, которой нацелился прямо в спину маэстро. Он едва заметно взмахнул рукой и звук церковного органа, постепенно нарастая, заполнил зал.
Из боковых проходов, из-за алтаря, показались две процессии в белых монашеских одеяниях идущих навстречу друг другу. Лица торжественно шествующих были почти полностью скрыты низко надвинутыми капюшонами. Вот обе шеренги встретились перед алтарём в центральном проходе и выстроились в два ряда: один, повыше, сзади и второй, пониже и постройнее — впереди. Капюшоны упали на плечи и зрителям открылись лица хористов: мужчин, в задней шеренги и женщин и детей — в первой.
— А где же Габриэль? — канцлер повернулся к жене, удостоверившись, что она больше знает о концерте, чем он.
— Не знаю, — пожала плечами Рут. — В подробности действа меня не посвящали.
К дыханию органа добавилось нежное звучание скрипок. Чуть слышно обозначился ритм. Вдруг в задних рядах зрителей раздались аплодисменты и сразу же вспыхнули два прожектора, скрестив лучи на тоненькой стройной фигурке в длинном белом платье. Все телекамеры мигом развернулись, выискивая новую цель. Девушка двинулась по проходу к алтарю и в этот момент оркестр заиграл в полную силу. Рок-группа добавила мощный ритм.
— Габи! — восхищённо ахнула жена канцлера и зааплодировала.
Никсон пригляделся к идущей девушке. В ослепительных лучах прожекторов и в белоснежном платье, скользящем по мраморным полам собора, казалось сам ангел летит, не касаясь поверхности.
Габриэль дошла до первого ряда хора и повернулась к зрителям. Оркестр почти совсем смолк и её чистый голос зазвучал под сводами собора:
Is it you I feel inside?
Should my heart awaken so?
I have known your gentle light,
While the shadows softly go.
Ты ли это, кого я чувствую внутри?
Должно ли сердце моё пробудиться так?
Я познала твой мягкий свет,
Пока тени мягко уходят.
Оркестр вновь заиграл в полную мощь, вступил хор и Никсон почувствовал, как горячая волна прошла по всему телу, от макушки до пяток! Какое мощное воздействие... Ничего подобного он никогда не испытывал на тех богослужениях, что проходили в их церкви. Почему? Не было музыки... А ведь он творческий человек и сам поиграл в любительском оркестре. Он любил и понимал музыку... Но применить это в протестантской церкви? Почему отказались от неё? Отвлекает от мыслей о боге? Но сейчас он видел и чувствовал, что как раз наоборот: даже эти простые слова, а не заумные рассуждения, проникают в самую душу и что-то там с ней делают такое, что слёзы сами появляются на глазах и душа жаждет бога! Он повернулся к сидящей рядом жене Брандта и встретил её взгляд, полный слёз...
Песня закончилась на едва слышной ноте, но не успели зрители очнулся и зааплодировать, как плачущий звук электро-гитары пронзил тишину и у Никсона перехватило дыхание — так это было неожиданно! Он взглянул на листок бумаги, который ему дала перед началом Рут. Это был список произведений, которые были включены в сегодняшнее представление. Фрау Брандт, опасаясь, что высокий гость не владеет латынью, на которой проводились все церковные мероприятия у католиков, написала рядышком перевод:
1. Fleurs du mal — Цветы зла.
2. Sempire d'Amor — Вечная любовь.
3. Domine — Господи.
И снова, без паузы, звучит следующая песня:
Domine,
Interimo, adaperi.
Domine,
Aeternum, aeternum
Laetare,
Laetare me.
Domine.
Никсон больше не смотрел на лист бумаги, лежащий у него на коленях. Ему не нужен был перевод. Где-то в глубине души он понимал, о чём все эти песни, так потрясающе звучащие в исполнении прекрасных музыкантов, Габриэль и хора. Это вечные темы: Человечество, боль, поиск истины. Очищение, преодоление, надежда. Плач по миру, который можно ещё спасти. Величие духа. Возрождение...
Я, стоя с гитарой прямо за Габи и слушая вдохновенное пение хора, ещё раз убедился в правильности моего решения заменить тексты песен группы Era. Их и текстами -то можно было назвать с большой натяжкой. По сути это был бессмысленный набор звуков, отдалённо напоминающих латынь. Не знаю, почему пошли на это члены группы, может для большей таинственности? Ну, и звучало, как бы, красиво... А латынь ведь всё равно никто не понимает. В Ризе я об этом не задумывался и в церкви Святой Барбары мы исполнили то, что звучало в моем времени. Но во время разговора с архиепископом и капельмейстером Кёльнского собора, обнаружив, что оба они прекрасно знают этот почти совсем забытый язык, я вовремя спохватился и спрятал уже написанные тексты песен. Ну, как вовремя? Почти... Когда я передал пачку нот капельмейстеру и он, промурлыкав себе под нос мелодии песен "Эры", спросил о текстах, я подал листок со словами Ameno. Он пробежал глазами по строчкам и поднял на меня удивлённые глаза:
— На каком языке это написано? Что-то очень знакомое, но...
И вот тут я и вспомнил, что уже в эпоху интернета узнал, что никакая это не латынь и все песни "Эры" написаны на несуществующем языке. Поклонники группы окрестили его псевдо-лытынь.
Я лихорадочно попытался придумать удобоваримую версию и выдал первое, что пришло в голову. Вроде как, не зная языка, в отличие от нот, я запомнил, как мне казалось, несколько слов из тех древних манускриптов, а остальные придумал просто по мелодии... Хартманн только посмеялся и предложил написать тексты заново. С чем я радостно и согласился.
Очередная буря аплодисментов прервала мои размышления. Дирижёр повернулся к зрителям и сделал лёгкий поклон. Дождавшись тишины, он поднял руку, взглянул на ожидающую сигнала Габриэль, шепотом отсчитал доли : " Eins, zwei, drei..." и она вступила :
Now let the day
Just slip away
So the dark night may watch over you
Подбирая репертуар для концерта, я не хотел просто повторить то, что мы уже исполнили в Ризе. Поэтому, покопавшись в памяти вспомнил прекрасный "Ноктюрн" норвежской группы Secret Garden . Музыка хоть и не церковная, но очень уместная в таких местах. Заворожённо слушающая публика была
