Назад в СССР: Классный руководитель, том 2 - Евгений Алексеев

Я лишь покачал головой и погрузился в изучение очередного стенда: самые обычные книги, как в любом книжном: Достоевский, Толстой, Чехов, Маяковский, Булгаков, Бунин. Но когда перешёл к следующему, то обнаружил прекрасно изданные на мелованной бумаге томики на иностранных языках и заинтересовался. Подумал, что неплохо бы вставить в спектакль несколько баллад Брехта на немецком, порадовать того специалиста из ГДР, который прибудет на наше шоу.

— Олег Николаевич! — приятный женский голос отвлёк меня, заставив повернуться. — Вас просят подойти. Галина Леонидовна просит, — добавила она тихо. — Пойдёмте со мной.

Ошарашенный этим предложением, я последовал за девушкой и оказался рядом с дочкой самого генсека. Я заметил, что она уже немолода, очень похожа на отца, крупные черты, большой нос, черные густые брови, выщипанные дугой, оплывший овал лица, складки вокруг рта, второй подбородок. Мило улыбнувшись, подала руку, украшенную огромным перстнем с изумрудом, которую я решил галантно поцеловать.

— Олег Николаевич, я хотела увидеть вас, — произнесла она фразу, которая вызвала у меня изумление. — Я слышала, как вы поёте романсы. Мне очень понравилось.

Я тут же лихорадочно стал соображать, каким образом Галина Леонидовна могла услышать моё пение? Ведь в ресторан «Архангельское», когда там праздновали день рождения Марины, она не приезжала. По крайней мере, я не видел её. Но тут же меня осенило. Я вспомнил, что читал о том, что столики в этом ресторане были буквально нашпигованы «жучками». Возможно, Брежнева сумела услышать моё исполнение, благодаря прослушке.

— Спасибо, я польщён, Галина Леонидовна, — выдавил я из себя эти слова, пытаясь справиться с волнением.

— У вас очень приятный баритон. Я бы хотела, чтобы вы спели для меня. Мне очень нравятся цыганские песни.

И тут я заметил прожигающий меня насквозь взгляд Бориса Буряца, на его лице отразилась вся гамма чувств: от ревности до ненависти.

— С удовольствием, Галина Леонидовна.

— А вы здесь что-то конкретно ищете? — мило улыбаясь, она продолжила задавать вопросы.

— Да. Мы с моей ученицей занимаемся закупками для нашего школьного спектакля.

— Ах, вы учитель⁈ И какой спектакль вы решили поставить?

— Мы хотели поставить пьесу Брехта «Трехгрошовая опера», к юбилею писателя.

— Как это замечательно, Олег Николаевич. Мне хотелось сделать вам небольшой подарок. Может быть, гитару?

— Нет-нет, Галина Леонидовна, — от внимания этой дамы хотелось провалиться сквозь землю. — У меня хорошая гитара, цыганская, старинного мастера.

После этих слов я вообще пожалел, что ляпнул эти слова, не подумав, лицо Бориса окрасилось в бордовой цвет и казалось, он вытащит кинжал и прирежет меня прямо тут. Но вместо этого он громко запел одну из самых известных цыганских песен:

Эй, ямщик, гони-ка к «Яру»,

Эх, лошадей, лошадей, брат, не жалей.

Тройку ты запряг, не пару,

Так вези, брат, веселей!

Спеть это я мог не хуже, голос у Буряца оказался не такой уж сильный, Борис лишь форсировал его, широко открывая рот, манерно разводя руками и создавалось ощущение, что поёт настоящий оперный певец, но я немного разбирался в этом и понимал, что это лишь иллюзия. Перед глазами мгновенно промелькнули картинки: грязно-розовое здание гостиницы «Советской», где в начале шёл подъезд, украшенный бронзовым литьём — вход в «Яръ», сам ресторан — белый рояль, хрустальные люстры. И все это перекрыла сцена из фильма «Ширли-мырли», когда Гаркалин-Алмазов восклицает: «Я — потомственный цыган, я — руководитель табора…» И это показалось таким смешным, что я едва сдержал улыбку.

— Боря, ты великолепен, — Галина Леонидовна сжала руку Бориса, но в голосе её звучала нотка досады и усталости.

Когда Буряца, высокомерным жестом запахнув на груди очередную шубу, повернулся к зеркалу, Брежнева мягко продолжила разговор со мной:

— Да-да, у вас хороший инструмент. Но тогда для вашей постановки вам нужна аппаратура. Правда? Студийная, чтобы вы могли записать ваши песни.

— Да, мы обязательно всё закупим, — быстро сказал я.

— А в какой школе вы работаете учителем?

— В десятой города Глушковска.

— Хорошо, — она сделала незаметный жест и рядом нарисовался высокий мужчина в тёмно-сером костюме, и Брежнева сказала ему: — Глеб Егорыч, запишите адрес Олега Николаевича и адрес его школы. Доставьте туда всё, что нужно.

— Я думаю, в этом нет необходимости, — начал я.

Но Брежнева так царственно улыбнулась, что у меня язык прилип к гортани и я больше не посмел перечить «принцессе».

— А какую музыку вы любите слушать?

— Разную. Шопен, Штраус, Вивальди, Бах, Бетховен, — решил начать с классики.

— Ах, какой у вас хороший вкус. Из современного, что вам нравится?

— Высоцкий, Пугачёва, Мулерман, Людмила Зыкина.

— Да, прекрасный выбор, — сказала она, потом обратилась к стоящему рядом мужчине и что-то тихо ему сказала, потом вернулась взглядом ко мне: — Всего хорошего, Олег Николаевич, мне было очень приятно познакомиться с исполнителем романсов.

Вернувшись к прилавку с книгами, я пару минут просто стоял, пытаясь отдышаться и усмирить разрывающее грудную клетку своим боем сердце. Руки ходили ходуном, захолодели пальцы. Разговор с дочерью генсека казался мне плодом моего воображения.

— Что хотела от вас эта старуха? — рядом возникла Ксения, милое личико искажала злобная гримаса, которую я увидел впервые.

Я усмехнулся:

— Ничего. Сказала, что ей понравилось, как я пел романсы.

— А где вы их пели?

Я развернулся к ней, взглянув в ее прекрасные глаза, излучавшие сейчас такую злость, что стало даже смешно.

— Ксения, что за допрос, я спел несколько романсов на дне рождения одного партийного деятеля. Он меня пригласил. Ты сейчас ведёшь себя так, будто ты — моя жена.

Она тяжело вздохнула, прикусила губу, отвела глаза. На щёчках выступил румянец.

— Простите, Олег Николаевич, я действительно веду себя глупо.

— Ксения, ну, пожалуйста, пойми. Между нами, не просто огромная разница в возрасте. Между нами стена, гранитная. Я учитель, а ты моя ученица.

— Ничего, я годик потерплю, — она бросила на меня задорный взгляд. — Когда вы перестанете быть моим учителем.

Хотелось сказать, что пройдёт время, она встретим хорошего парня её возраста, найдёт своё счастье. Но тут сердце защемило от мысли, а что, если ее девичья влюблённость перестанет в страсть, которая ослепит её настолько, что