ДМБ 1996 - Никита Киров

Бах!

Вадик упал. Семёнов и Моржов разом сматерились, как по команде, и побежали туда.

Готов.

Соратником я его не считал и не жалел. И из-за Самовара, которому сломали жизнь, и из-за прочего. Ещё мог сильно навредить. Угроза для всей команды.

Пока они осматривали тело, я практично вошёл во двор и подобрал то, что он уронил. Вот хитрый гад, кричал про баксы, а показывал рубли, стотысячные купюры. Но они лишними не будут.

Толстенькая пачка перекочевала ко мне в карман, а я сделал вид, что не при делах. А куда их? Честные менты заберут купюры, как вещдок, ну а менее честное начальство позаимствует всё себе. В первый раз, что ли. А нам эти деньги нужнее.

— Ты чё творишь, Пешкин? — где-то поблизости кричал Семёнов. — Мы его почти взяли!

— Он в меня целился! — оправдывался молодой голос.

Может, и правда целился. Но даже если бы они взяли Вадика, в СИЗО бы с ним разобрались сегодня. Но тот, кто отдал приказ продажному менту, решил не рисковать, боясь, что Вадика и правда могут перевезти в другой изолятор.

Так что приказали ручному менту валить при попытке к бегству или ещё по какой-нибудь причине. Неважно. Жалеть никто не будет. И никого он уже не выдаст, чтобы спасти себя.

Но сработали куда оперативнее, чем я думал. Я же рассчитывал, что если его не прибьют при аресте, то замочат ночью в изоляторе. Но завалил свой купленный сотрудник и закрыл вопрос. Сам. Вернее, будут думать, что сам.

— Отвечаю, в меня целился! — кричал Пешкин, держа в руке ПМ.

Судя по тому, что стрелял он ему в спину, на правду это не походило. Семёнов вздохнул и посмотрел на лежащий неподалёку ТТ.

Заметив, что я это вижу, он посмотрел на меня. Я кивнул Моржову, мол, не моё дело, и они принялись говорить между собой.

— Слушай, надо будет свидетелем побыть, — сказал Моржов, подходя ко мне через какое-то время. — Что он убегал с оружием и собирался стрелять. А то замучают проверками. Дело не в Пешкине…

— А чтобы вас не подтянули. Ну, ты же меня выручил. Конечно. Говори, как нужно, так и расскажу.

— Это хорошо, что свидетель со стороны есть. Главное — не говори, что мы согласились тебя подключить для переговоров. Пешкин тоже молчать будет. Теперь уже никуда не денется. Конкретно он влип.

— Возьмёшь в оборот? — я усмехнулся. — Раз уже выяснил его тайну?

— Посмотрим с Трудычем, — Моржов хмыкнул. — Они же меня к себе в отделение зовут, там некомплект. И будет полезно знать, куда проникли бандиты. И что через них можно передать. Кстати, Андрюха, там во дворе не видел…

— Никаких долларов там нет, вот это точно скажу. Но раз уж возились все вместе, — я полез в карман. — Будет честно.

— Ты чё? — возмутился он. — Это же…

— Вот вы — менты честные, но это не значит, что вы должны быть наивными дурачками. Дяди Стёпы остались в прошлом, где зарплату платили каждый месяц. Или решил изымать?

— Нет, — Моржов помотал головой. — Самовару отдай, пусть там мать ему купит чего-нибудь, каталку там получше, или ещё что-нибудь.

— А мы вам двоим стол накроем, идёт? За всю помощь.

— Вот это дело, — он оживился. — И всё же — ты какую-то свою игру разыграл, точно? Будто так и хотел. Ты же таким хитрым не был раньше, Андрюха.

— Повзрослел рано. Зато вопросов к тебе не будет, что нам помогал, всё официально. И самосуда никакого не было, и ты вроде как ничего противозаконного не делал. Ну и от нас тоже отстанут. Да и брали бы его в доме — он бы точно кого-нибудь пристрелил.

Моржов покачал головой, но больше не спорил.

* * *

Пришлось пообщаться со следователем городской прокуратуры, но там вопросов особо не было, менты сами всё рассказали, мне требовалось только подмахнуть протокол.

И в тот же вечер я вернулся на квартиру Газона. Почти все на месте, думали, как вернуть Самовара домой, потому что отец Халявы забрал у него не только повреждённый БМВ, но и «Тойоту», и велел ездить на автобусе.

Но Славик не огорчился. А вот в «восьмёрку» Газона, ещё и побитую, коляска не влезала никак, поэтому Царевич отправился за своей «Нивой».

— И что в итоге? — спросили у меня парни, когда я показался на пороге.

— О мёртвых или хорошо, или ничего… кроме правды. Мудаком он был, мудаком и остался, — я подошёл к Самовару. — Мазался и мазался, сочинял всё подряд, лишь бы ему помогли. Но кое-какую компенсацию он тебе выдал.

Думал, что Самовар откажется, но он же умный парень. Пашка большим пальцем провёл по краю пачки.

— Коляска хорошая два миллиона деревянных стоит, — тихо сказал он. — Такую по ступенькам можно катать, и она складывается, в тачку влезет. Вот её закажем, на неё всё равно денег не насобираешь. И лекарств ещё надо, и маме чего-нибудь взять. А остальное — давай твою идею, Старый, проверим, — Самовар отсчитал, сколько ему нужно, и остальное сунул мне назад. — Будем считать, что Вадик вложился в наше дело безвозмездно.

— Скоро будем начинать, — уверил я.

Несколько дней спустя

— Смотри, какие люди! — показал Шустрый.

Мы стояли на вокзале и видели в окно плацкартного вагона, как небритый и мрачный следователь военной прокуратуры майор Ерёмин укладывал вещи на верхнюю боковую полку у туалета.

Кажется, мечтам о карьере сбыться не суждено. Да и он мало того, что ничего не раскрыл самострел, так ещё и пробыл в городе слишком долго без всяких результатов. И не только.

Оказывается, он почти выбил санкцию у военного прокурора на мой арест, приукрасив, что уже есть показания. Но их, как и оказалось, нет, а разговоры к делу не пришить. Ещё и нанятый Халявой адвокат оперативно выяснил про написанную санкцию и пожаловался.

В итоге, ко мне даже никто не пришёл, да и местный военный прокурор оказался очень недоволен излишней старательностью приезжего следака, ему прилетело из области. И он тоже составил на него кляузу, куда надо.

В итоге Ерёмина, как мы узнали, ждала новая командировка — на монгольскую границу в Забайкалье. Там такого потенциально громкого дела, как про пропавшего журналиста, нет, зато добираться туда долго. Для карьериста это хуже трибунала.

Ну а пропажа иностранного журналиста, а на самом деле снайпера, теперь будет висеть мёртвым грузом на той московской комиссии по расследованию военных преступлений, и шансы на раскрытие таяли