ДМБ 1996 - Никита Киров
— И чё тогда? — прокричал он. — Следак всех на зону загонит! А сам на повышение пойдёт! Нихрена не выйдет. Они вдвоём выплывут, и ничё им не будет! А нам — хана.
— Сдай оружие, — сказал я спокойнее и подошёл ближе.
— Нет.
— Тогда слушай, скажу всего раз, Боря. Раньше мы сами воевали. Нас отправляли подыхать. А сейчас — время другое. И вот пусть теперь они сами попляшут.
Он посмотрел на меня с недоумением. А я продолжал:
— Пусть эта братва сама ищет, кто виноват, между собой разбирается. Пусть думают, что всегда были под колпаком, пусть хвосты свои зачищают, им скоро вообще не до нас станет. А когда разберутся с этими проблемами, мы ещё что-нибудь придумаем. Но нас трогать не позволим.
— Ты про что, Старый? — тихо спросил Шустрый.
— Мы уже повоевали своё, теперь всё будет иначе. Все эти бандосы и прочие гады сами посдыхают, а мы останемся. Всё продумано уже. Знаешь, сколько всего впереди нас ждёт? Так не ломай всё это раньше времени, и у нас будет всё. Отдай только пушку. И увидишь, что будет с этим Вадиком и Ерёминым заодно. Я не подведу. Не в этот раз.
Шустрый молчал, думал, шмыгнул носом и вытер его рукавом. После убрал руку под расстёгнутую дублёнку, и вытащил заткнутый за пояс пистолет ТТ.
Ствол выглядел как новенький. Наверняка украден с какого-то склада. Чистый ствол, из которого никогда ни в кого не стреляли.
— Точно? — спросил Шустрый упавшим голосом.
— Обещаю, Борька. Всё будет иначе.
Он протянул мне оружие рукояткой вперёд. Я взял пушку, тяжёлую, холодную. И подумал, что впервые с того самого дня, когда мы вернулись из армии, держу оружие в руках. Почти тридцать лет для меня прошло.
А для них всех это было вчера. И никто не знает, как можно решать проблемы иначе. Не видел других вариантов, поэтому и выбрал такой знакомый ему способ.
Шустрый так и стоял, опустив голову, ветер трепал непослушный хохолок на его голове.
— Да всё хорошо будет, — сказал я.
— Не знаю, — прошептал он. — Вообще всё не так идёт, как я думал. Там когда был, каждый день мечтал, что домой вернусь. А вернулся, так думаю — а зачем? Может, и не надо было возвращаться? А тут хоть что-то сделаю ради пацанов.
— Да ты хорош, Шустрый, — с удивлением проговорил Халява. — Ты чё, первый парень на деревне же, и тут…
Шустрый не ответил. Славик подошёл ближе, постоял, подумал. Потом шагнул и обнял Борьку, похлопал по спине.
— Всё хорошо будет, — пообещал я, осмотрев пистолет. — Иначе. По уму. И ни одна сука не сможет нас похоронить. А сейчас я буду действовать. Как надо буду действовать, — я протянул пушку Газону, — Не попадись только, скоро здесь ментов будет — не протолкнуться.
— Не попадусь, — Газон невесело хмыкнул и убрал оружие. — У меня заявление, если что, написано, что несу в ментовку сдавать.
— Хватит мёрзнуть, — подошедший Царевич нахлобучил на Шустрого забытую им шапку. — И так одни сопли. На, — он протянул ему платок.
— Ты как всегда, как мамка моя, — пробурчал Шустрый, отходя от Славика. — Халявыч, а чё от тебя женскими духами несёт?
— Клубные шмотки, с тёлкой какой-то танцевал, её же и пялил потом в сортире, — с привычной дерзостью в голосе ответил Славик и хмыкнул.
— Ты хоть стирай их, а то пацаны не поймут, в натуре, — Борька заржал.
— Халява, с ГАИ договоришься? — я показал на две побитые машины. — Если вдруг приедут.
— Да, чтобы я да не договорился? — он рассмеялся и достал из нагрудного кармана рубашки несколько долларовых купюр. — На такой случай всегда документы есть. И с батей договорюсь… чувствую, пешком с этого дня буду ходить.
— А я поехал, — я посмотрел в сторону переезда, где проехал поезд. — За мной.
Из города ехал автомобиль. Обычная «четвёрка», красная, причём во вполне себе хорошем состоянии. Она остановилась рядом с нами и издала гудок: невозможно громкий, низкий и долгий. Такие на машины не ставили. Обычно.
— Вот же *** моржовый, — Шустрый потёр ухо. — Это чё у тебя там за хрень стоит, Морж?
— Тепловозный тифон, ха! — из окна высунулся Моржов. — Поставил месяц назад для прикола. Правда, компрессор пришлось ещё ставить.
— Ну вы, десантура, даёте! — Халява засмеялся. — Ну здорово, Морж-десантник! А чё, милиционерам можно общественный порядок нарушать?
— Зато даже глухой услышит!
Бывший офицер ВДВ, а ныне опер уголовного розыска, сидел в машине, разглядывая нас. Это ему я и звонил, пока Слава Халява заводил тачку. Обрисовав вкратце, только в общих деталях. Моржов обещал помочь, и я знал, что вот он слово сдержит, как и положено. Ну и рассказал, где можно меня найти. Повезло, что дорога в посёлок одна, и на ней мы и встретились.
— Поехали, — я сел на пассажирское место, но дверь пока не закрыл. — А вы езжайте, парни, я всё потом расскажу.
— Удачи, Старый, — пожелал Царевич. — Но если надо, поеду с тобой.
— Нет, всей толпой не надо — заметят. Надо хитро. Ждите.
Я уселся в машину, парни расселись по своим. Верят мне, так что подводить их нельзя. План рискованный, но он поможет сделать так, что мы в этом замараны не будем. Но их не должны там видеть, иначе всё будет насмарку. А я найду, что сказать.
И никаких хвостов не найдут ни блатные, ни следак Ерёмин.
— О прекрасная, даль поглотившая небо, — пел Шевчук из магнитолы.
Моржов выключил музыку, потёр голову, остриженную почти наголо, и посмотрел на меня.
— Слушай, мочить его не дам, — сказал он. — Вы же за этим ехали?
— Уже неважно, Василий Алибабаевич, — я усмехнулся.
— Василий Петрович, — поправил Моржов и повторил: — Мочить не дам. И помешаю! — жёстко добавил он. — Не та эта жизнь. Конечно, я уже понял, что это за кадр, и если бы он не вернулся оттуда — никто бы не пожалел. Да и если при задержании будет пыркаться, и его подстрелят — тоже горевать не буду. Но там если варианта другого не будет. Я помочь обещал, но не такими способами. Мент же я теперь, всё-таки, или кто? И с меня за такое спрашивают строго, даже строже, чем с других. Если вальнуть его, так сразу решат, что псих с войны вернулся, и будут выдавливать. Не положено так теперь делать, только если выхода другого нет.
— А зачем мочить? Его свои кончат, чтобы молчал. Уже нам предлагали помочь, чтобы кровью повязать.
— Оба-на, — он нажал на газ. — А кто?
— Слушай, Васька,
