Лед - Андрей Алексеевич Панченко
Привезенные нами из спасательного похода вещи мы тщательно упаковали и заколотили в ящики. Каждая личная вещь, каждый документ, каждая обрывочная деталь стала доказательством того, что экипаж «Полярной звезды» погиб без остатка. Теперь на нас лежала обязанность донести это до России.
Матрос Корякин быстро шел на поправку. Он был ещё мальчишкой — кожа натянута на кости, глаза огромные, как у загнанного зверька. Он как будто вычеркнул из памяти все ужасы, что с ним приключились с момента гибели императорской яхты, старался о них не говорить, а если кто-то спрашивал, то Максим быстро переводил разговор на другую тему. Лишь однажды он проговорился мне и Галицкому, когда ему делали перевязку и возникла необходимость повторно почистить рану. Мы ему дали в качестве обезболивающего стакан спирта.
— Я держался… до конца. Но всё зря… Я в ад попаду! — шептал он в пьяном бреду — Я не хотел его есть, честно! Меня Кирилл Петрович заставил! Он офицер, я не мог его ослушаться! Он сам Борьку на куски порезал, когда он дышать перестал, и нам мясо раздал! А сам не ел и умер! Это его бог наказал!
— О чём это он⁈ — Галицкий поднял на меня ошарашенное лицо — Это то, о чём я думаю⁈
— Никому ни слова Семён! — Я вытер рукавом медицинского халата, вспотевший лоб — Молчи об этом, иначе зря мы парня спасаем. Его или в дурку упекут, или со свету сживут! Не наливать ему больше, даже по праздникам, это мой приказ!
— Но это же каннибализм! — Семён с отвращением посмотрел на матроса.
— Чего там было, мы с тобой не знаем. И не знаем, как сами бы себя повели в такой ситуации! Скажешь кому, моим врагом на всю жизнь станешь! — Я тяжёлым взглядом уставился на Галицкого — Он выполнял приказ офицер, и этот штурман, Кирилл Петрович, всё сделал правильно! У них не было провизии, и он нашел выход из ситуации, почти сберег вверенную ему команду, хотя сам и погиб! В конце концов мясо, оно, что человеческое, что собачье, всё равно мясом остаётся. Не то, чтобы я это одобрял, но и не осуждаю. Бог всех рассудит, а мы судить права не имеем! Судьба этого парня в наших с тобой руках, и мы с тобой оба врачи, считай, что жизнь ему своим молчанием спасаем. Помнишь главное правило медицины? Не навреди!
Галицкий промолчал, я тоже держал язык за зубами. Психологическая атмосфера в команде после вести о гибели «Полярной звезды» и её экипажа и так была напряженная, не хватало ещё «обрадовать» всех новостью, что среди нас поселился людоед. Сам Максим тоже не мог вспомнить о чём болтал во время операции, и я не стал расспрашивать его о подробностях. Я смотрел на оставшихся людей и понимал: экспедиция теперь держится только на воле этих парней. Если сломаемся мы, сломается всё.
— Мы обязаны завершить задуманное, — сказал я однажды, когда разговор зашёл о потерях. — Иначе всё это будет напрасно: их смерть, наши муки, наша кровь. Южный полюс ждёт. Весной мы выйдем в поход, как и планировали!
Глава 21
Только в конце сентября 1895 года в Китовой бухте появились первые признаки весны. Температура воздуха поднялась до минус двадцати пяти градусов и ураганные ветры, что всю зиму испытывали на прочность наше зимовье, немного утихли. Мы были готовы к выходу уже давно, ожидая только подходящей погоды, и двадцать девятого сентября наконец-то мы отправились к цели нашего путешествия. Будь моя воля, я отложил бы поход ещё на месяц, однако висящие над моей головой как лезвие гильотины призраки двух конкурирующих экспедиций заставляли торопиться и рисковать.
Всю полярную зиму шла интенсивная подготовка к походу. С учетом опыта спасательной экспедиции были перешиты меховые костюмы и спальные мешки. Вес саней был уменьшен до тридцати килограмм. Несмотря на то, что мы планировали, как и при походе на Северный полюс строить иглу, нами были сшиты две аварийные палатки. При подъёме на ледник, при выходе на полярное плато, нам вряд ли удастся строить снежные укрытия.
Для лучшего рассеивания солнечного света в полярный день эти палатки были снабжены внешней оболочкой из алой ткани. Провиант включал всего пять видов продуктов: свежее мясо (мороженая тюленина), парашок какао с сухим молоком с примесью сахара, шоколад, пеммикан и галеты. Для собак был взят с собой собачий пеммикан, который мы тщательно хранили всю зиму, и он также должен был служить аварийным рационом для людей. Всю зиму я занимался укладкой провианта, чтобы не тратить время на его распаковку и взвешивание в пути. В каждый продовольственный ящик укладывалось послойно: пеммикан, галеты и шоколад, таким образом, чтобы дневной рацион каждого дня оказывался в легком доступе. Энергетическая ценность дневного рациона, по моим расчётам составляла пять тысяч килокалорий, что должно было хватить нам с лихвой.
В полюсную партию, входили пять человек: я, как начальник экспедиции, Ричард Гросс, Фрол Куницкий, Аресний Фомин и Тупун. Игорь Паншин так и не смог до конца восстановиться после зимнего похода, и его пришлось исключить из основного состава.
С собой у нас были пятеро нарт и пятьдесят пять самых крепких собак. Все собаки, которые должны были идти на полюс уже с середины зимы были тщательно подобраны и поделены по упряжкам. Собак мы подбирали так, чтобы они не враждовали друг с другом и содержали их отдельно, чтобы псы смогли установить иерархию в своей маленькой своре. При этом, по совету Тупуна, за каждой упряжкой ухаживал только тот каюр, который её поведёт к полюсу.
Оставшиеся члены команды тоже не должны были сидеть без дела. Чарли Гросс, спасенный зимой матрос Корякин и два инуита оставались смотрителями станции, и в их обязанности входило поддержание её в надлежащем состоянии на случай повторной зимовки, охота, а также наблюдение за научными приборами. Паньшин, Скворцов, Галицкий и оставшиеся два инуита должны были выйти в повторную экспедицию на лед, для поиска останков экипажа «Полярной звезды», и попутно проводить картографирование местности. Они должны были нанести на карту Китовую бухту с её ближайшими окрестностями, а также пройти как можно дальше по леднику Росса и провести там исследования, насколько позволят время
