Военный инженер товарища Сталина 2 - Анджей Б.

СТОП еще раз! Стоп, твою мать! — Вот! И по-русски.
Скорцени отчаянно прислушался сквозь царящий гомон, стук машинок, помехи.
Обращение по-русски адресовалось кому-то в Берлине. Полный текст его гласил так:
Передаем сообщение Александру с Борисом. Внимание! Передаем сообщение Александру с Борисом. Позывной «Красная Заря». Повторяем, код позывного «Красная Заря»…
Вшу-уух… — мешали магнитные бури где-то в эфире.
Если нас слышно, мы каждый день выходим на этой волне в шестнадцать часов и в двадцать два часа по берлинскому времени. Повторяем, сообщение для Александра с Борисом…
Вшу-уухх…
Если нас слышно, мы каждый день выходим на этой волне в шестнадцать часов и в двадцать два часа по берлинскому времени. Повторяем, сообщение для Александра с Борисом…
Скорцени метнулся к столу оператора. Замер.
Повторяю. Александр с Борисом, код «Красная Заря». Говорит ваш куратор проекта. Если вы меня слышите, оставьте о себе сообщение в мусорном баке на улице Югендштрассе, дом восемь. Ежедневно он просматривается нашими людьми. Самим не стоит ходить. Напишите…
Те обрывки фраз, что доносились по-русски из «Телефункена», заставили буквально взорвать его мозг. Он помнил, как там, в Антарктиде, во время припадка их фюрера, они с бароном фон Риттеном читали кодовый шифр, присланный по секретной связи от Гиммлера. В шифровке указывалось, что двое русских — один из которых тайный конструктор Советов — сбежали из госпиталя, когда был налет «Красного роя». Сбежали от фон Клейста — куда-то в трущобы Берлина. Также он помнил, как сам предлагал на совещании Бормана, отправить через линию фронта команду его диверсантов, выкрасть этого секретного конструктора. Потом оказалось, что двое русских — в том числе и конструктор — попали в ловушку. Сам Отто уже в это время отбывал в Антарктиду. Два русских оказались у Бормана. Тот передал его фон Клейсту. И, выходит, потом они скрылись. Их ищут с тех пор. И теперь вот, Скорцени вдруг осознал, услышав обращение по «Телефункену» — оно предназначалось им! Беглецам! Тем двоим русским, что скрывались в Берлине!
Бросившись стрелой к оператору, он на весу одним ударом отбросил его руку. Тот искал верньером другую волну.
— Замри! — властным тоном, с убийственным взглядом испепелил его мнимый архитектор. Еще секунда и, казалось, тот врежет оператору в зубы. — Дай срочно наушники! Дай, мать твою!
Глядя на жуткий уродливый шрам, оператор машинально подчинился. Накинув наушники, Отто Скорцени успел уловить конечные фразы:
…записку, что вы живы. Если у вас есть связь с немецкими друзьями, пусть они оставят ее в мусорном баке. Повторяю, улица Югендштрассе, дом восемь…
Дальше все забилось помехами. Свистопляска магнитных возмущений заполнила динамики. Стонало, хрипело, выло, бушевало всполохами электромагнитных бурь. Передача оборвалась. Но этого хватило, чтобы услышать самое важное — обращение предназначалось тому секретному инженеру с его личным охранником. И какой-то загадочный термин «Красная Заря». Что за план? Что за проект?
Скорцени выпрямился. Отдал наушники оторопевшему технику. Развернулся. Спешно занял свое место рядом с пилотом, в ожидании, когда охранники договорятся о машине. Пилот остолбенело уставился на нового для него начальника. Но промолчал. Охрана уже возвращалась, не заметив краткого отсутствия их подопечного.
А обер-диверсант в этот миг поздравил себя: будет, что доложить его шефу Гиммлеру.
И самое важное — АДРЕС контакта.
Глава 19
1945 год.
Январь месяц.
Берлин.
Сеанс связи не состоялся. И вот почему…
Все прильнули к приемнику. Катерина, убрав со стола остатки ужина, присоединилась к Герхарду с молодым Николаем. Олег и Юрген, возвратившиеся из Берлина, где в мусорном баке оставили написанную мною записку, тоже окружили передатчик. Борька не находил себе места.
В 20:00 поймали волну. Состоялся обмен позывными. На той стороне связи приняли условный код Герхарда.
— С кем он болтает? — нетерпеливо прошептал в ухо Борис.
— С генеральным комитетом подполья, — шикнул я.
— И где оно находится?
— По-моему, в Штутгарте. Не слышишь? Тихо, балбес. Слушай сам.
— Так они ж по-немецки там брешут.
— Проси Николая, чтобы переводил.
Юный Коля тотчас перевел нам, пока Герхард обменивался условными сигналами:
— Вышел на связь с главным комитетом повстанцев. В Штутгарте. Сейчас дублируют друг другу позывные.
— А что там, в этом Штутгарте? И где он, мать его в душу, находится? — не находил себе места мой отважный помощник. Автомат бы ему сейчас в зубы, и разнес бы половину Берлина ко всем собачьим чертям.
— Там наш главный штаб. Отделения есть и в Дрездене, и в Лейпциге. Берлин пока в задних рядах, но мы расширяемся. Тихо! Вот, — сделал паузу, прислушиваясь к переговорам Герхарда. Тот держал микрофон на уровне рта, осторожно левой рукой подстраивая шкалу настройки. В динамиках хрипело, свистело.
— Глушат, собаки, — шепотом сделал вывод Борис. — Ясен песен, что глушат.
Я шикнул. Борька затих. Оказалось — ненадолго. Герхард дублировал позывной, когда он вновь прошептал:
— Зуб даю, повяжут нас тут. А если гестапо уже пеленгуют рацию?
— Пойду, выйду проверю, — встал Юрген, взводя курок пистолета.
Олег тоже встал.
— Слушайте, потом расскажете. Я тех товарищей знаю, много раз выходил с ними на связь. Попросите их связать вас с той стороной линии фронта. У них есть выход на русский штаб.
Потом Юргену:
— Ты осмотри левый туннель. А я правый. Что-то не нравятся мне эти помехи в эфире. Раньше их не было. Точно, что глушат.
И как раз в тот момент Герхард передал комитету