Да не судимы будете - Игорь Черемис
Мы с Савой устроились в местной курилке, в закутке у общей кухни, где стоял большой бак с мокрыми бычками, испускавшими непередаваемый запах. Меня эта атмосфера не смущала, Саву тоже — он вообще, кажется, был уверен, что добился от жизни всего, чего только можно.
— Поговорил я с этим твоим Юрием, — сказал я, когда мы обменялись дежурными сообщениями о жизни. — Странная там ситуация. Группы по факту нет, но может появиться. В принципе, это осколки «Сокола», одной из самой известной московской групп недавнего прошлого. По моей линии там всё тихо, но, думаю, ребята эти так и останутся в любителях примерно навсегда. Есть ещё маза устроить тебя в какой-нибудь кабак, набор песен там тот же, что и ты в Сумах играл — с поправкой на Москву, понятное дело. В общем, смотри сам, но я бы на твоем месте пока не дергался.
Сава грустно кивнул.
— Я что-то такое и предполагал, — согласился он. — Но Левко уж слишком сильно осторожничает, боится… Ты же знаешь, что нашему ансамблю сейчас эта певичка на пятки наступает?
— Да, ты рассказывал, — кивнул я.
История с Софией Ротару и «Червоной Рутой» была для коллектива Дутковского больным местом, причем таким, что очень сильно чесалось, особенно у самого худрука — но, кажется, и музыкантам что-то передавалось, раз даже такой неофит как Сава тоже об этом заговорил. На мой взгляд Дутковскому надо было отпустить эту «Руту», тем более что «Смеричке» никто не запрещал её исполнять и дальше, а авторские получал вовсе не он. [2]
С моими же подгонами Дутковский мог бы составить очень неплохую и востребованную по всей стране концертную программу, после чего даже не возвращаться в УССР, катаясь с гастролями из города в город. Но он почему-то уперся в псевдонародные украинские мотивы, без которых явно не мыслил существование своего ансамбля.
— Вот, Левко очень её боится… он как-то говорил нашему директору, что эта Ротару отнимет у «Смерички» весь хлеб, у неё лапа на самом верху, и если ей понравится какая песня — пиши пропало, всё заберет себе. Левко переживает…
— Кстати, а почему Левко? — задал я давно мучивший меня вопрос. — Он же вроде Львом всегда был.
— Да это он на украинский манер, — хихикнул Сава. — Он же с западенщины, а там с этим строго. Вот и пытается за своего сойти… Во всяком случае, мне он именно так всё объяснял. Ещё и деньги платит, чтобы его из филармонии не турнули.
Биографию Дутковского я не знал, но не понравилось мне заигрывание этого культурного деятеля с земляками, а плата кому-то за возможность официально считаться ансамблем филармонии и вовсе выходила за все рамки социалистических отношений. Ни я, ни «мой» Орехов ничего не знали про такие практики, хотя про прописку в областных филармониях музыканты позже рассказывали весьма охотно — но про деньги там не было ни слова.
— Кому платит? — осторожно спросил я.
Сава чуть стушевался.
— Да откуда я знаю, — глухо сказал он. — Не я же ношу, просто услышал.
— Ясно… — пробормотал я. — Всё же, наверное, правы актеры с Таганки — прогнило что-то в Датском королевстве…
— Бывал на Таганке? — Сава воспользовался случаем и съехал с опасной темы.
Я решил не настаивать.
— Доводилось, видел пару спектаклей… как раз «Гамлета» смотрел в январе.
— И как? Правда так круто, как говорят?
— На любителя, — усмехнулся я.
— Парни рассказывали, что в том году Высоцкий сюда приезжал, даже концерты давал… народу ломилось! Правда, на наш ансамбль тоже ломятся. Меня уже пару раз Левко выпускал на сцену… совсем другие ощущения, хотя и стою в сторонке.
— Круто, — похвалил я. — На «Песню года» возьмет тебя, как думаешь?
— Не знаю, не хочу зарекаться, — Сава трижды сплюнул через плечо. — На «Мы ищем таланты» в ноябре обещал, я репетирую, но она в Виннице будет, мы там в качестве почетных гостей и хозяев будем выступать.
Мне пришлось взять паузу, чтобы немного покопаться в остатках памяти «моего» Орехова. Тот эту передачу пару раз смотрел — называлась она «Алло! Мы ищем таланты» и представляла какую-то вариацию телевизионного конкурса для обычных людей, в будущем эту нишу на телевидении будут разрабатывать достаточно плотно. Впрочем, интересных номеров там было — раз, два и обчелся, так что смотрели её, видимо, совсем дикие фанаты. Но в этом времени у любой передачи — даже у утренней гимнастики, которая по какому-то недоразумению иногда шла вечером — аудитория была достаточно большой, чтобы телевизионщики были уверены, что они находятся на правильном пути. Ну и не следует забывать вмешательство идеологов — Комитет в эту область не пускали, её плотно опекал соответствующий отдел ЦК КПСС, который был как бы не жестче к различным проявлениям ереси.
— То есть искать будут не вас? — улыбнулся я.
— Не, нас уже нашли, — поддержал шутку Сава. — Но вообще «Смеричка» это нечто — я видел расписание гастролей, там по десять концертов в неделю… Бешеный темп, я иногда скучаю по Сумам.
— Каждый концерт — это денежка, Сав, — наставительно указал я. — Вряд ли москвичи будут постоянно у тебя песни покупать… Кстати, Юрий мне рассказал, что ты даже продешевил — в Москве за песню и больше можно срубить. Но я тебе советую — не жадничай. Ещё раз обратятся — продавай по прежней цене.
— Почему? — недоуменно спросил он.
— Считай, что это вроде поклевки, — объяснил я. — Вот как зацепятся, тогда и будем смотреть.
— А тебе долю надо выделить? — как-то нервно спросил Сава.
Я осуждающе на него посмотрел.
— Сав, ты же помнишь, где я работаю? — он кивнул. — Моё начальство подобную подработку не оценит. Так что это твой крест… Только не взалкай, как отец Федор, очень прошу.
«Двенадцать стульев» вышли всего год назад, и фразы оттуда широко ходили по стране, поэтому Сава хмуро
