Господин Тарановский - Дмитрий Шимохин

Я повернулся к Ламе.

— Почтенный, — сказал я. — Вы сможете организовать мне встречу с этими «нейтральными» нойонами? С Эрдэни и остальными? Сегодня же ночью. Тайно. В степи, подальше от чужих глаз. Без свит, без охраны. Только они и мы.

Лама открыл глаза и внимательно посмотрел на меня.

— Они приедут, Белый Нойон, если будут знать, зачем. Они напуганы.

— Скажите им, — я понизил голос, — что я нашел способ спасти их шкуры. Скажите, что у меня есть предложение, которое позволит им сохранить и верность Пекину, и дружбу с нами. И главное — сохранить жизнь роду.

Изя и Лама переглянулись. В глазах одессита вспыхнул знакомый мне азартный огонек — он почуял интригу.

— Ой-вэй, — пробормотал он. — Я таки не знаю, что ты задумал, но мне уже нравится этот блеск в твоих глазах. Мы все устроим.

Через час гонцы, переодетые простыми пастухами, растворились в степи.

Полночь застала нас в седле. Мы ехали молча — я, Изя, Хамбо-лама и десяток моих казаков, которым я доверял.

Место встречи было выбрано идеально. Глубокая, скрытая от посторонних глаз лощина в нескольких верстах от лагеря. Здесь не было ни юрт, ни шатров, ни лишних ушей. Только голая, земля, огромное, равнодушное звездное небо над головой и один большой костер, который уже развели мои передовые.

Мы подъехали к огню. Вскоре из темноты, со стороны степи, послышался глухой перестук копыт.

Они появлялись из мрака группами по трое-четверо. Всадники в богатых халатах, на хороших конях, но без знамен и свит. Это были те самые «нейтральные» нойоны, чье молчание и выжидание грозили нам ножом в спину.

Они спешивались, молча подходили к костру, приветствуя Хамбо-ламу почтительными поклонами, а меня — сдержанными кивками. Среди суровых, обветренных лиц я сразу узнал одно. Нойон Эрдэни. Тот самый, что отказал мне в начале пути. Он смотрел на меня прямо, без вражды, но с тяжелой настороженностью.

Мы расселись вокруг огня на кошмах. Пламя выхватывало из темноты блеск серебряных блях на поясах и рукояти ножей.

Я первым нарушил молчание. Мой голос звучал тихо, но в ночном воздухе каждое слово было весомым.

— Я собрал вас здесь, уважаемые нойоны, не для того, чтобы снова звать на войну. Я вижу ваши сомнения. И, буду честен, я уважаю вашу осторожность. Вы отвечаете за свои роды, за своих жен и детей. Это тяжелая ноша.

Они молчали, слушая перевод Изи. Эрдэни едва заметно кивнул.

— Мой союзник, Найдан-ван, скоро поведет войско на юг, — продолжал я. — Если вы не хотите идти с ним — не идите. Это ваше право. Но я прошу вас об одном: не мешать.

Я обвел их взглядом.

— Чтобы в степи был мир, пока идет великая война, чтобы не случилось братоубийства между соседями, я предлагаю простое решение. Дайте мне гарантии. Гарантии вашего нейтралитета.

Я сделал паузу, глядя в глаза Эрдэни.

— Отдайте мне под защиту ваших старших сыновей. Они пойдут с нами в обозе, в почете и уважении, как гости, до самого конца похода. И не препятствуйте тем из ваших воинов, кто захочет пойти с нами по зову лам. Вот и всё. Простой обмен: безопасность ваших сыновей в обмен на безопасность наших спин.

Слова повисли в воздухе. Нойоны переглядывались, но никто не спешил отвечать. Изя и Хамбо-лама сидели неподвижно, как статуи, лишь изредка обмениваясь со мной многозначительными взглядами. Они знали, каким будет ответ. Я знал, каким будет ответ. Но он должен был прозвучать здесь, вслух.

Наконец, тяжелое молчание нарушил Эрдэни. Он поправил халат и заговорил. Его голос был спокойным, лишенным эмоций, но в нем звучала железная логика выживания.

— Белый Нойон, — произнес он, глядя на огонь. — Ты чужеземец. Ты храбр, но ты не знаешь наших законов. Ты предлагаешь нам выбрать медленную смерть вместо быстрой.

Он поднял на меня глаза.

— Отдать тебе сыновей — значит открыто встать на сторону мятежников. Для Пекина нет разницы, пошли мы воевать или отдали заложников. Если вы проиграете… а война — дело переменчивое… цинские каратели придут сюда. Твои люди будут далеко или мертвы. Они не защитят нас. Каратели вырежут наши роды под корень за пособничество врагу.

Остальные нойоны мрачно закивали, соглашаясь с каждым словом.

— И даже если вы победите, — продолжал Эрдэни, и в его голосе проскользнула горечь, — даже если Найдан сядет на трон в Урге… Цинский император объявит нас изменниками. Кто бы ни сидел на троне в Китае, нас все равно покарают. Твое предложение для нас неприемлемо, Белый Нойон. Это ловушка. Добровольно отдать сына — значит собственноручно подписать смертный приговор своему роду. Ни один отец, ни один нойон на это не пойдет.

Он замолчал.

Все взгляды были устремлены на меня. Эрдэни озвучил то, что было у них на уме. Моя логика «цивилизованного заложничества» разбилась о железную логику степной круговой поруки и страха перед Империей. Казалось, переговоры провалились. Казалось, сейчас они встанут, сядут на коней и растворятся в ночи, и мы останемся врагами.

Я смотрел на Эрдэни. На его лице было написано мрачное торжество правоты.

И тогда я усмехнулся. Спокойно, почти весело.

— Ты абсолютно прав, нойон Эрдэни, — сказал я, кивая. — Твои слова полны мудрости. Я услышал тебя. Добровольно отдать заложников — это самоубийство. И я, как честный человек, никогда не посмел бы просить вас об этом. Это было бы бесчестно.

Я увидел, как на их лицах появилось недоумение. Они ожидали угроз, уговоров, торга. Но не согласия.

Я выдержал долгую, театральную паузу, обводя их тяжелым взглядом поверх пламени костра.

— Но кто сказал, — произнес я тихо и вкрадчиво, — что вы должны отдавать их добровольно?

Тишина стала звенящей. Эрдэни нахмурился, не понимая.

Я снова усмехнулся, глядя на их озадаченные лица.

— К счастью для всех нас, я знаю выход. Выход, который спасет и вашу честь, и ваши жизни перед лицом Пекина. И при этом… даст мне то, что мне нужно.

Глава 14

Глава 14

Той же ночью, в глухой час от нашего лагеря отделился темный конный отряд. Сорок всадников, лучшие из моей русской штурмовой роты, под командованием Скобелева. Их лица были вымазаны сажей, оружие обмотано тряпьем, чтобы не звенело… Они бесшумно растворились во тьме, уходя в сторону